Повстанческое движение крестьян русских сел Усерганского кантона в 1920-1921 гг.


Источник: Р.Г.Насыров. Нереализованные права башкир в революциях 1917 г. и Чукари-Ивановское восстание 1920-1921 гг. – Сибай: Сибайская типография, 2003. – 192 с. – С.41-87.

Примечание: Печатается § 4 книги «Повстанческое движение крестьян русских сел Усерганского кантона в 1920-1921 гг. и отношение к нему башкир». Печатается в сокращенном варианте с изменениями на историко-краеведческом портале Ургаза.ру.

 

Гражданская война сама по себе стала трагедией для народов России, но последствия завершившейся войны с крестьянскими восстаниями на местах против Советов обернулись страшным итогом этой трагедии. Причиной восстаний послужили систематические грабежи со стороны вооруженных отрядов красных и белых, казаков и башкирских частей Малой Башкирии. Но среди причин восстаний первенствует введенная коммунистической партией политика «продовольственной разверстки» под видом жестких продналогов и запрещения свободы торговли сельхозпродуктами. Эти меры реализовывались насильственным путем при помощи продотрядов городов и комбедов сел и деревень.

В условиях всеобщей разрухи и наступления невиданного в стране голодного 1921 г. крестьяне, недовольные политикой Советов, вынуждены были восстать против всеобщей «политики военного коммунизма» правящей партии, ибо крестьяне не видели конца этой жестокой политики. Они полагали, что таким образом смогут положить конец грабежам, а в башкирских районах люди надеялись добиться восстановления в прежних правах башкирской автономии.

В книгах советских историков края описано много встреч крестьян Уфимской, Оренбургской губерний и Малой Башкирии с большевистскими Родителями страны и партии В.И.Лениным, М.И.Калининым, А.Д.Цурюпой и др. Однако о том, что дали в итоге эти встречи, какие перемены в жизни сельских жителей произошли и т.д. – все обходят молчанием. Голодные крестьяне доложили посетившему башкирскую деревню Серменево Всероссийскому старосте М.И.Калинину, что «люди ели своих детей по причине голода, политики разверстки и гражданской воины». Бедствие было настолько глубоким и критическим оттого, что и до голодного 1921 г. башкирские кантоны Малой Башкирии и башкирские волости Оренбургской, Самарской и Уфимской губернии страдали от последствий гражданской войны и действий продразверстки. Недовольство населения местами перерастало в вооруженные столкновения из-за непрекращающихся набегов русских ревкомовских отрядов на башкирские аулы.

В основу причин Чукари-Ивановского восстания 1920-1921 гг. легли наряду с вышеуказанными причинами также и сохранявшиеся последствия политики царских властей, проводившейся в крае десятилетиями во второй половине XIX в. После подавления Чукари-Ивановского восстания, а также повстанческого движения крестьян русских сел Преображенской и Кананикольской волостей Усерганского и Бурзян-Тангаурского кантонов, всех участников обвинили в контрреволюционных выступлениях против Советов, причислили к сторонникам белоказаков и недобитых «врагов диктатуры пролетариата и мирового революционного процесса».

Задолго до начала Чукари-Ивановского восстания и повстанческого движения крестьян Преображенской волости русских сел и хуторов нашего края, башкирская часть населения находился в конфликте с русскими ревкомами, где преобладали новопереселенцы 1907-1914 гг. Предревком Усерганского кантона Губайдуллин никаких мер по урегулировании отношений между ними не принимал, лишь занимался новыми уступками переселенцам и ревкомам русских сел. Созванной 11 января 1920 г. по их инициативе усерганской Земельной кантонной съезд по молчаливому согласию Губайдуллина принял решение «О введение уравнительного землепользования в кантоне», в результате которого лишили башкирское население его исторических прав на вотчинные земли, освободили переселенцев от арендной платы за землю, тем самым автоматически обратили их хозяева новых земельных участков. За один вечер усерганской Земельный кантонный съезд решил основную экономическую проблему кантона, заложив в основу земельного вопроса мину новой гражданской и национальной войны. На этом кантонном земельном съезде от имени новопереселенцев и русских ревкомовцев Г.Акаский отвечая на вопросы башкир нагло заявил: «Мы, не боролись за автономию, мы не автономисты, мы её получили и она нам не нужна!» (А.Зарипов. Противостание // Ватандаш, 2000. №6. С.156).

Открытые и завуалированные провокации против Башревкома в Усерганском кантоне стали регулярными. Противники башкирской автономии и землевладении искусственно нагнетали обстановку в кантоне. Так в день переезда Усерганского ревкома из с.Усерган в с.Зианчурино, в с.Чеботоревке коммунисты по инициативе зав.отделом труда кантревкома Алексеевского арестовали местного священника и часть его имущества реквизировали, факт послужил поводом для выступления русских сел и хуторов против линии Башревкома. Их активно поддерживали части Красной Армии, находившиеся в укрепленных районах гг. Орск, Оренбург и Стерлитамак. Несмотря на запрет Башревкома от 12 января 1920 г. Усерганский кантком РКП (б) 15 марта созывает кантонный съезд Советов, где главной задачей стала передача власти от кантревкома в Советы. Избранные делегаты от земельного съезда кантона и от новопоселенцев «подтвердили решения Усерганского земельного съезда» и старались проводить съезд Советов кантона под возгласом «башкиры не хотят дать русским землю». Представитель центра Артем (Сергеев) для этого провокационного мероприятия выделил 120000 рублей денег из кассы «Башкирпомощи». Секретарь канткома РКП (б) Чистяков на съезде Советов добился вооружения коммунистов винтовками, переподчинил отряд ЧК кантона под конткомпартии. На съезде из 86 делегатов 15 были башкирами, коммунистов было 63, преобладали представители русских ревкомов и новопоселенцев. Все это делалось при попустительстве председателя кантревкома Губайдуллина.

При определении места Чукари-Ивановского восстания в истории Усерганского края необходимо сделать краткий исторический экскурс на два десятилетия раньше восстания 1920-1921 гг. и рассмотреть нижеследующее. После отмены крепостного права 19 февраля 1861 г. было принято «Положение о башкирах» (14 мая 1863 г.) и издано распоряжение Сената «О передаче управления башкирами из военного ведомства в гражданское», которые положили начало новым переселениям на башкирские земли представителей русского и нерусских народов России. Только за период с 1858 по 1897 гг. в Усерганском крае появилось около 90 новых сел и хуторов переселенцев из центральных губерний. По статистическому отчету «Населенные пункты Орского уезда Оренбургской губернии» согласно сведениям о 1-й, 2-й, 3-й и 4-й Усерганских волостях на 1901 год: в 1-й Усерганской волости из 67 сел 18 были русскими; в 2-й Усерганской волости из 73 сел 16 были русскими; в 3-й Усерганской волости из 89 сел 29 были русскими; в 4-й Усерганской волости из 66 сел 27 были русскими.

В «Положении о башкирах» от 14 мая 1863 г. предусматривалось, что «общинные башкирские земли или остаются в неразделенном владении всего общества, или по усмотрению общества разделяются между домохозяйствами. Переделы земли из-за убыли и прибыли населения производятся, но не на частные участки. Башкиры могут свои земли передавать в кратковременное пользование другим. Уступка права на общинную землю членом общества другому разрешается только с согласия всего общества». Таким образом, царские власти, санкционировав аренду башкирских земель, открыли прямой путь к новым захватам вотчинных земель башкир, что послужило «яблоком раздора» между новопоселенцами и местным народом в 1917-1922 гг. В 1878 г. шесть крестьянских семей деревни Анновка Преображенской волости Орского уезда арендовали под хлеба несколько десятин земли башкир д.Большое Арслангулово. Через год к этим арендаторам присоединились еще несколько семей из села Васильевка и других русских сел Преображенской и Александровской волостей. Все переселенцы были из числа безземельных заводских крестьян Преображенского горного завода. Доверенные арендаторов Ерастов Иван и Гаврилов Григорий 13 декабря 1880 г. обратились к оренбургскому генерал-губернатору Н.А. Крыжановскому с прошением «дозволить покупку пустующих башкирских земель башкирского общества Б.-Арслангулово». Доверенные просили генерал-губернатора «разрешить устройство там прочного оседлого хутора, названного Ивановским по реке Чукара» (Сокорло – башк.). Тем не менее, они обманули губернатора, известив о том, что «они вошли в согласие о продаже им земли в 3 тыс. десятин с башкирской земельной общиной деревни Арслангулово и уже выдали задаток».

28 декабря 1880 г. Крыжановский Н.А. разрешил покупку этой земли без торгов, поскольку раньше она была арендована. За десятину покупатели якобы заплатили по 2 руб. 30 коп. бывшим землевладельцам, которые сдали свои земли в аренду сроком на 10 лет. По имени Ивана Ерастова новое село назвали Чукари-Ивановка, сохранив название реки Сокорло йылга – Чукара, притока реки Карасура. Временные летние застройки арендаторов были заменены крепкими домами и амбарами. Вскоре в селе насчитывалось уже более 50 домохозяйств-дворов, где, кроме бывших заводских крестьян, можно было встретить выходцев из других губерний России. Отдельные семьи из сел Анновка, Сосновка и Покровка добрались до Карагая и основали там вместе с новыми переселенцами из России село Карагай-Покровка. В 80-е годы жители башкирских деревень Акъюлово и Арслангулово три раза обращались в Орский уездный суд «с просьбой вернуть им незаконно захваченную переселенцами часть земель их рода Кунак (племени Усерган – Н.Р.), а также их пастбища и летовки, захваченные ново-симбирскими и чукари-ивановскими русскими». Во всех трех случаях ответы судебных чиновников были одинаковыми: «башкиры деревень Акъюлово и Арслангулово не имеют права на эти земли, у них отсутствуют документы, а у крестьян Ново-Симбирска и Чукари-Ивановска имеются купчая с подписями на тюрки и тамга». В данном случае купчая была явной подделкой со стороны русских переселенцев, сфабрикованной с целью обмануть членов суда и бывших владельцев земли рода Кунак».

В 1900 г. в с.Чукари-Ивановка насчитывалось 104 крестьянских двора, 701 житель обоих полов; в 1901 г. – 124 двора, 717 житель, а к началу 1917 г. крестьянских дворов стало 259, где проживали 1705 человек. Село росло не только за счет увеличения количества хозяйственных дворов и людей, – оно росло также за счет новых «купленных и арендованных земель у соседних башкирских аулов». За годы первой мировой и гражданской войн за счет новых арендованных, затем купленных за бесценок земель, возникли «дочерние» села: два чукаринских хутора на р.Серек, – Новопетровка и в истоке р.Манауз хутор Валявино, где в основном жили выходцы из Чукари-Ивановск. Накануне революционных событий село Чукари-Ивановск состояло из трех улиц – Большая, Базарная (Ярмарочная) и Куяновка-Гора с 259 дворами.

Ко времени начала русско-японской войны 1904-1905 гг. в селе были свои богатые люди, на которых работали малоземельные русские и «приглашенные» башкиры-сезонники. У зажиточных появились конные сенокосилки, сеносогребалки и молотилки. Вокруг села были расположены две ветряные и одна водяная мельницы на р. Катрала. Мельница, стоявшая напротив села, принадлежала купцам Сентюриным, а другая, расположенная на Симбирской дороге, оптовому торговцу хлебом К.И.Антипину. Самыми зажиточными и богатыми считались Ипат Ефремович Антипин и его сын Кузьма. Чукаринские двухэтажные дома принадлежали им, где на первом этаже они содержали магазины и склады. Катралинская водяная мельница принадлежала купцу Лаврентию Харлампиевичу Антипину. Они были выходцами из х.Анновка.

Восстание крестьян русских сел и хуторов Преображенской волости с центром в селе Чукари-Ивановка Орского уезда, поднявшее на ноги 1920-1921 гг. частей БашЧК Стерлитамака и Красной армии Оренбургской губернии, началось стихийно. Причины восстания были налицо, их к лету 1920 г. накопилось предостаточно. Край был наполнен всякими: слухами о восстаниях в Тамбовской и других губерниях юга России, все знали о выступлениях крестьян Казанской, Самарской, Челябинской и Уфимской губерний. Хотя власти восстание крестьян Тамбовской губернии под руководством эсера Антонова официально назвали «мятежом», люди знали, что это никакой не мятеж отдельных сел, а народное восстание против политики коммунистов на селе. Крестьяне были хорошо осведомлены и о действиях отрядов Махно, Петлюры и Тютюнника, против которых советское правительство применяло регулярные части Красной Армии. На состоявшихся судебных заседаниях тройки ОПТУ в марте 1934 г. над «участниками-башкирами в Чукари-Ивановском восстании 1920-1921 гг.» последние показывали, что «они знали о действиях башкирской бригады против крестьян-повстанцев на Украине».

К моменту начала восстания крестьян на юге и юго-востоке Башкортостана экономическая политика и социальные меры Советов окончательно себя дискредитировали, особенно действиями комбедов и продотрядов.

О бесчисленных наездах продотрядов в 1918-1920 гг. и бесчеловечности уполномоченных волостей, кантона и уезда, говорили на суде летом 1921 г. крестьяне Чукари-Ивановки. Различные продовольственные отряды стали частыми «гостями» аулов Усерганского кантона, вызывая недовольство народа. Переселенцы, жители украинских хуторов и русских сел, спокойно взирали на грабежи, устраиваемые продотрядами в башкирских аулах, и даже были факты участия самих местных ревкомов, таких как Раевский, Новосимбирский, Чукари-Ивановский и других, в ограблении башкирских аулов. Так же поступали властные органы башкирских обществ, когда продотряды обирали русские и украинские села и хутора в кантоне.

В мае 1920 г. из центра Преображенской волости в Чукари-Ивановку прибывает продотряд под командованием матроса Груздева и комиссара М.В.Окаскина К отряду также был прикреплен уполномоченный по земельным делам и налогам волости коммунист Федор Медведев. Основной костяк продотряда составляли выходцы из с.Русский Бармак Преображенской волости – Князев Иван Иванович, Елфимов Иван Николаевич, Бочкарев Василий Николаевич, Костяков, Назаров и др. В отряде были выходцы из села Чеботоревка – Федор Медведев, Клочков, жена командира отряда Груздева, и супруга начальника Зилаирской канторы общества «Орлес», поджидавшая своего мужа в Чукари-Ивановке в составе этого отряда. Были еще два посыльных из с.Зилаир, но они постоянно не находились в Чукари-Ивановке с продотрядом.

По сохранившимся показаниям крестьян-очевидцев Чукаринского восстания видно, что все продотрядовцы вели себя очень высокомерно, нагло и грубо. Они самовольно, в любое время суток, заглядывали во дворы, погреба и амбары крестьян, особенно когда нужны были корма для лошадей и продукты для продотрядовцев. После поездок для заготовки зерна на хлеб в другие села, как Федосеевка, Поим, Мордовка, Новосимбирска, Карагай-Покровка, Покровск, Бака и башкирские аулы Аксура, Абишево, Назаргулово, Арслангулово, Ишкильды, Акназар, Байгускарово и другие, они возвращались навеселе, с гармошкой и горланили похабные частушки. Так было в мае, до начала восстания.

Восстание началось 21 июня 1920 г., когда чукаринский купец Кузьма Ипатьевич Антипин справлял свадьбу своей дочери Аксиньи, куда были приглашены не только чукаринские «знаменитости», но и «знатные люди» Новосимбирска, Карагай-Покровки, Новопокровки, Ивановки, Михайловки и других сел. Поводом послужил скандал Корнила Крыгина с возвращающимся из сельсовета уполномоченным Федором Медведевым. Подвыпивший Корнил Крыгин потребовал от Медведева, чтобы он перестал ходить по селу с винтовкой и пугать баб и детей, на что уполномоченный заявил: «ты оставь свои офицерские замашки, иначе отправлю в Преображенск!» Физически сильный Крыгин отобрал винтовку у Медведева со словами: «такие, как ты, в окопах войны передо мной стояли под немецкими пулями по стойке смирно!» и закрыл того при помощи друзей на складе магазинов купца. Это был своего рода сигнал для всех недовольных чукаринцев выступить против расквартированных в селе продотрядовцев. Вслед за уполномоченным земельного и налогового комитета волости Медведева Федора стали арестовывать всех продотрядовцев. Среди арестованных не оказалось комиссара Окаскина Ивана Васильевича и продармейца Елфимова Ивана Николаевича. Участники свадьбы Антипиных и другие повстанцы этому факту ни придали никакого значения. Вести о начале антисоветского восстания в Чукари-Ивановке дошли до всех русских и башкирских сел и аулов Усерганского кантона. К восставшим присоединились крестьяне Ивановки, Новопокровки, Новосимбирска, Шубино, Аптулы и других сел Преображенской волости без всякой ясной программы дальнейших действий.

Командиром Повстанческого штаба был Корнил Полонович Крыгин, уроженец с.Чукари-Ивановка Ново-Покровской волости Орского уезда, был выходцем из крестьян. Участник первой мировой войны, ставший в 1916 г. офицером царской армии, он был награжден двумя Георгиевскими крестами. Родная сестра Анны Михайловны была замужем за чукаринским купцом К.И.Антипиным, в доме которого гуляли свадьбу Аксиньи. Начальником штаба повстанческой армии был назначен также фронтовой офицер царской армии Михаил Алексеевич Кофейников, очень авторитетный человек среди других фронтовиков села. Заместителем начальника штаба назначили Горшинина Ивана Семеновича, фронтовика и хорошего хозяйственника. Всеми оружейными делами и боеприпасами повстанцев заведовал сельский кузнец Мамыкин Никифор Васильевич.

Повстанческий штаб никаких запретительных мер в отношении чукаринского комбеда, Совета и активистов-коммунистов не предпринимал. На таких же лояльных позициях к органам Советов стояли повстанцы других сел, аулов и хуторов. После подавления восстания на следствии повстанцы говорили: «мы комбедовцев и других в счет и брали, т.к. они себя изжили; народ с ними не считался». Другой немаловажный ошибкой является то, что руководители повстанческого движения и их штаба не побывали в других селах, охваченных восстанием, не интересовались формирующимися отрядами и с их уровнем подготовленности, даже командиров. Когда штабу стало известно о поддержки Чукаринского восстания населением всех близлежащих сел, руководители восстания объявили: «Чукари-Ивановский край находится на военном положении, въезд в повстанческие села и выезд из них разрешается по согласованию с командирами отрядов этих сея». Далее, «все мужчины старше 16 лет призываются в местную боевую дружину», «командиров сельские боевые отряды назначают сами» и т.д. Основной костяк этих отрядов составляли демобилизованные солдаты с империалистической и гражданской войн, а теперь мобилизованные командирам отрядов. В этих отрядах были и насильно записанные, случайные люди готовые при любом удобном случае скрыться. С ними политическую работу не проводили, а боевые учебы (сборы) проводились от случая к случаю. Главное, повстанцы были плохо вооружены и не обучены к войне близ своих сел против своего же народа, чего нельзя было сказан в адрес действующих частей Красной Армии.

К штабу повстанческой армии стали наведываться не только командиры повстанческих отрядов других, сел к деревень, но частыми «гостями» Чукари-Ивановки стали демобилизованные башкирские солдаты из царской, белой и красной армий. В базарные дни (суббота и воскресенье) здесь можно было встретить многих крестьян, недовольных государственной политикой «военного коммунизма», «продразверсткой», действиями продотрядов и Советов, сельских коммунистов и т.д.

В начале июля повстанцы Чукари-Ивановки в двух направлениях – от своего села у речки Алак в сторону Верх. Назаргулово (Верх. Буре) и в сторону Абишево у речки Карасура выставили конные дозоры. Такой ж порядок был введен командирами других сел, охваченных повстанческим движением. В основном эти дозоры производили только обыски приезжающих, а разведкой штабы отрядов почти не занимались. Внешне все было спокойно, и как будто никто не обращал внимания на факт исчезновением отряда Груздева, т.к. «штаб не получал директивные письма и документы признанием его законности властями». В летние месяцы повстанцами вроде никто не интересовался.

На самом деле это был обман властей и самообман самих повстанцев. Судя по материалам Оренбургского губЧК и БашЧК Стерлитамака, власти знали обо всем, что происходило в лагере повстанцев, также на высоте находилась разведка ЧК. Так, 22 июня из донесения штаба Орского укрепрайона в Оренбургскую губЧК, на основе сообщений убежавшего от рук повстанцев Чукари-Ивановки комиссара И.В.Окаскина, власти узнали об уничтожении продотряда Груздева мятежниками. Комиссар И.В.Окаскин из железнодорожной станции Сара Оренбургской ж.д. по телеграфу докладывал: «мне неизвестна судьба всех бойцов отряда. Многие убиты мятежниками, расправляются на селе со всеми коммунистами и сельскими активистами Советов, мятежники вооружены», «мятеж кулаков возглавляют недобитые дутовцы».

23 июня 1920 г. коменданты укрепрайонов Оренбурга Каширин и Стерлитамака Файгель, оповещенные «о мятеже против Советской власти в селе Чукари-Ивановка Ново-Покровской волости, отдали приказ о подготовки к выступлению против кулацкого мятежа частям ЧК и ЧОН». 26 июня 1920 г. к власти в Башкортостане приступает новый Башревком. Старый валидовский Башревком во главе с его председателем Юмагуловым был распущен. Для видимости был оставлен только один А.Ягафаров, места членов старого Башревкома заняли ставленники Башобкома во главе с Файзулой Мансыром (он же Михаил Мансыров) и других коммунистов. В эти дни все башкирские военные части находились на Южном и Польском фронтах. Были попытки отдельных председателей башкирских кантонов не выполнять указания нового Башревкома, но все они окончились неудачно. З.Валидов находился в Москве, без права выезда из столицы, члены его ревкома разъехались по кантонам Малой Башкирии. Новые власти объявили, что председатель Усерганского кантона Сабиръян Усаров «за отказ выполнять указание башкирского правительства (Башобкома и нового Башревкома – Р.Н.) подлежит аресту». Через три дня С.Усаров был расстрелян, начались массовые репрессии против активных борцов за башкирскую государственность и автономию. При этом новые власти лживо заявляли: «пусть вся башкирская беднота живет спокойно и работает». (Образование Башкирской Автономной Советской Социалистической Республики. Уфа, 1959. С.504-506). Отдельные члены старого правительства Башревкома на территории юго-восточной Башкирии приступили к подготовке вооруженных вступлений против Советов. Председатель Усерганского кантона Сабирьян Усаров незадолго до своего ареста открыто заявлял, что «все они (указания) исходят от уполномоченного ВЦИК РСФСР П.М.Викмана и его ставленника Ф.Мансырова, которых народ не уполномочивал». Вскоре в мятежные села и аулы были направлены военные части. По просьбе Башкирского обкома и нового Башревкома Приволжский военный округ был переведен на военное положение и «полновластными хозяевами Бурзян-Тангаурского кантона стали Поленов и Руденко, командиры особых частей ЧК. Они от имени Башревкома и Обкома партии территорию Бурзян-Тангаурского кантона объявили находящейся на военном положении». Вскоре после расстрела Х.Унасова и разгрома мятежа в русских селах Преображенской волости военное положение было введено на всей территории Усерганского кантона.

Тем временем повстанческому штабу стало известно, что в башкирских аулах Бикташ, Утягул, Сураево и Аксура появились представители неизвестного башкиро-татарского продотряда, прибывшего со стороны с.Чеботаревки. На заседание штаба решили «ликвидировать банду грабителей Советской власти». Совершив дерзкий налет на Верхнее Назаргулово, повстанческий отряд К.П.Крыгина недалеко от башкирского аула Сураево разгромил этот продотряд. Бойцы продотряда были уничтожены, а повстанцы захватили много винтовок и станковый пулемет продотряда. После этого по неизвестным нам причинам повстанцы совершили ненужный и вредный рейд по башкирским аулам, расположенным по рекам Сакмара и Зилаир – от Абишево до Бикташево, противопоставив тем самым лояльных к ним башкир против себя.

С середины июля и с начала августа месяцев чукаринский штаб повстанцев стал проводить заседания «военного трибунала армии повстанцев». На заседании военного трибунала каждый раз рассматривали «персональное дело грабителей» и выносились смертные приговоры осужденным бойцам продотрядов и приведенным коммунистам из других сел и деревень. Суд над ними вершили пьяные члены трибунала, «которые и устраивали жестокие допросы и пытки арестованных из отряда матроса Груздева и комиссара Окаскина, затем их расстреливали». Приговоры приводились в исполнение ночью, когда все в селе спали. Для расстрела увозили по два-три человека в Крутенький дол, в безлюдное место, и там их расстреливали Иван Семенович Горшенин и Василий Осипович Горшенин по прозвище «Крыса». «Тела убитых закапывали в ямы бывшего кирпичного сарая» – напишут впоследствии краеведы села А.Ф.Крыгин и С.М.Стрельников. О том, как изуверски казнили продотрядовцев и уничтожали привезенных в Чукари-Ивановку из других сел и аулов сторонников советской власти, на селе никто не знал.

После подавления восстания, в марте 1921 г., специально снаряженный отряд из с.Чеботарево во главе с учителем школы Александром Фурановым займется вывозом тел чеботаревцев. А.Ф.Крыгин и С.М.Стрельников документально установили, «что среди покоящихся в братской могиле, которая находилась в центре с.Чеботарево до перезахоронения в 1975 г., были останки тел В.Н.Бочкарева, Костикова, Груздева и Груздевой. Тело И.И.Князева увезли в с.Русский Бармак и захоронили на кладбище. Зверски были убиты также его земляки Клочков и Федор Медведев». «Часть бойцов продотряда захоронили в с.Чукари», ниже Иоанна-Богословской церкви по ул. Базарной, в общей могиле.

 «На подавление восстания (юго-востока Малой Башкирии – Р.Н.) были брошены регулярные воинские части. В боях под сс. Алмалы, Нияз-Елга и Юмагузино повстанцы были разбиты» – пишет известный историк Р.А.Давлетшин. Но это было далеко от Бурзян-Тангаурского, Тамъян-Катайского и Усерганского кантонов. Направленные центром воинские части БашЧК и войска Приволжского военного округа до мятежного края добрались лишь к декабрю 1920 г., а до Чукари-Ивановки во второй половике декабря. Даже в этих условиях продовольственные отряды продолжали, наращивая темпы, заготовлять хлеб и другие сельхозпродукты. Несмотря на тревожное положение в республике и в соседних губерниях (Уфимский и Оренбургский) на 1 февраля 1921 г. по Уфимской губернии было заготовлено 13 млн. пудов зерна и фуража, 12 тыс. пудов масла и 12 млн. дана яиц, По Малой Башкирии к этому времени было заготовлено 2,2 млн. пудов зерна, 6,2 тыс. пудов масла, 39 тыс. голов КРС, 82 тыс. овец и коз, 2,2 пудов меда и т.д.

Крестьяне-повстанцы русских сел Преображенской волости требовали отмены продразверстки, введения свободы торговли и политического равноправия с коммунистами в местных Советах и других государственных органах. Башкиры, проживающие на территории Малой Башкирии, после опубликования Постановления ВЦИК и СНК от 19 мая 1920 г., считали себя обманутыми революциями 1917 г. Постановление «О государственном устройстве Автономной Советской Башкирской республики» от 19 мая 1920 г. декларировало, что башкиры и другие народы РСФСР получили автономию советского образца от партии коммунистов и Советов, что другой автономии не будет, и федеративное строительство будет вестись так, как укажет Москва. Кадровая политика в БАССР проводилась только с рекомендации и последующего утверждения партийных организаций канткомов, обкомов РКП (б); край переживал свое самое тяжелое время.

В обстановке острых социально-экономических и политических противостояний в июне и ноябре месяцах 1920 г. происходили выборы на I и II съезд кантонных Советов и перевыборы волостных Советов. Многие крестьяне, недовольные политикой Советов, особенно демобилизованные фронтовики, утратившие в годы гражданской войны многие свои идеалы, отказывались участвовать на этих выборах. Они не понимали, что их отказ был только на руку коммунистам, которые хотели, во что бы то ни стало проводить линию РКП (б). Отдельные крестьяне открыто заявляли, что они не хотят быть «игрушкой партячеек». В результате такого отношения к выборам в правления волостных Советов, кроме коммунистов, вошли очень много депутатов со стороны, т.е. это были люди, а основном, из среды переселенцев 1907-1910 гг. и 1914-1920 гг. При поддержке «низов общества» крестьянской среды, безземельных и малоземельных слоев деревень, партячейки стали проводить в жизнь «идеалы социализма».

Летом и осенью выборы в Преображенский, и Ново-Покровский волисполком не проводились. Волости считались состоящей, в основном, из контрревоюционных русских сел и хуторов, жители которых принимали активное участие в повстанческом движении против Советской власти. Это было время двоевластия в волостях, с одной стороны имелись сельские штабы повстанческих отрядов в селах, с другой – бывшие Советы. Представители штабов заявляли об отмене продовольственной разверстки и разрешении на свободу торговли, а другая власть – бездействовала.

Тем временем отряд БашЧК через Кызыл Мечеть (Мраково) наступал в направлении Чукари-Ивановки. Отряд не торопился, делал долгие остановки в больших деревнях, его агитаторы проводили разъяснительные работы по социальным, экономическим и политическим вопросам дня; агитаторов своих командование отряда засылало в глухие аулы, где те призывали крестьян участвовать на выборах в уездные, кантонные и волостные исполнительные комитеты Советов по списку РКП (б). Наконец, только 24 декабря 1920 г. комендант укреппункта Орска отдал приказ командиру отряда особого назначения Александру Малишевскому: «выступить для ликвидации банды в район Чукари-Ивановки. Сгруппируйте отряды в Карагай-Покровске и Новопокровске». 26 декабря командир отряда Спирин из ст. Сара телеграфировал в Орск своему начштабу: «Выступаю из Новопокровска в Чукари-Ивановку для слияния с отрядом БашЧК в Новоивановском (с.Ивановка Хайбуллинсюго района РБ – Р.Н.) для ликвидации банды». Между антибольшевистскими выступлениями крестьян Башкортостана под названием «Черный орел» в Бирском, Уфимском, Белебеевском, Мензелинском и в раде уездов Уфимской, Самарской и Казанской губерний летом 1920 г. не было никаких связей с выступлениями башкир Бурзян-Тангаурского, Тамъян-Катайского и Усерганского кантонов, а русские крестьяне тем более не имели с башкирами никаких общих программ действий, несмотря на схожесть их лозунгов: «Да здравствует Советская власть!», «Долой коммунистов – насильников!», «Да здравствует свободная торговля!» Вынесенные в мятежных башкирских и татарских деревнях «мирские приговоры о присоединении к Башреспублике (Малой Башкирии)» были запоздалыми, т.к. в Башреспублике после 19 мая и 24 июня 1920 г. к власти пришли коммунистические организации Башобкома и его ставленники Ф.Мансыров и другие «революционеры-интернационалисты», уверенные в победе мировой революции пролетариата.

26 декабря вечером от выставленного дозора со стороны Урняк-Абишево поступило сообщение о движении большого отряда красных с полевой пушкой и обозом в сторону Чукари-Ивановки. Тем временем со стороны Верхнего Назаргулово (Верх.Буре) дозорные, стоявшие на р.Алак, сообщили о приближении неизвестного отряда красных. Только после этого штаб повстанцев забил тревогу для полного сбора и отдал приказ без боя отступать из села в сторону Грязного ключа, к пчельнику. Красные части после обмена пушечными выстрелами вошли в село, не встретив сопротивления и без открытия огня. Село казалось вымершим, было тихо.

Руководители отступившего к пчельнику отряда повстанцев на заседании штаба переругались друг с другом, обвиняя в бездеятельности командиров отрядов сел Покровка, Поим, Оноприеновка, Новосимбирск и других, в том, что они не принимали никаких мер и не сообщали о наступлении красных, проклинали башкир за измену и в итоге решили отпустить по домам всех молодых – несовершеннолетних членов отряда. Бой решили принять подальше от родных домов, в районе х. Новопетровка (Макайла), в 20 км от Чукари-Ивановки.

27 декабря принявший на себя общее командование отрядами Орского укрепрайона и БашЧК Аркадий Николаевич Малишевский сообщил в Орск: «Опрос сдавшихся выяснил: зеленые отступили 190 человек, из которых 75 человек кавалеристов с винтовками по 150 патронов под командованием Крыгина и Мамыкина, банда находится в пределах Самарской волости (ныне с.Самарское Хайбуллинского р-на РБ – Р.Н.). 27 декабря 1920 г. в ночь ожидаю наступления Крыгина на Чукари». Однако Малишевский не знал о решении Крыгина: «увести беду от родного ему села, увести всех красных за собой, подальше от родственников повстанцев, участников восстания». О дальнейших планах К.П.Крыгина знали немногочисленные члены штаба повстанческой армии. Штабу он предложил: «Отступать с ядром отряда через русские села Ивановка – Сидоровка – Петровка – Кананикольск – Крепостной Зилаир с тем, чтобы можно было, потом влиться в отряды Амантаева или Магасумова». Однако их решение было запоздалым. Они проиграли во времени, а главное, не смогли использовать фактор межнационального сотрудничества.

Наступающие отряды БашЧК и красные части из Орска по дороге «Канифа» настигли повстанцев недалеко от х. Новопетровка – Макайла. Повстанцы к этому бою также постарались подготовиться. В случае победы над красными они надеялись, что вернутся по домам и сумеют договориться с властями, но знали, что в случае поражения они потеряют все. Согласно различным источникам и свидетельствам оставшихся в живых участников макайлинского сражения, потери в том бою были очень многочисленными. Объединенные силы БашЧК и Орского укрепрайона потеряли до 150 человек.

Это были самые большие потери красных после рейда В.К.Блюхера по Южному Уралу в 1918 г. Красная Армия в 1918-1919 гг. в совокупности в открытых боях под гг. Орск и Оренбург ни в одном сражении столько потерь не понесла. В своих донесениях в гг. Стерлитамак и Орск, красные командиры сообщили: «наши объединенные силы в боях с бандитскими силами под Покровкой, Чукари-Ивановкой и Новопетровкой-Макайлы потеряли до 80-87 бойцов. Бандиты оказывали невиданной силы сопротивление, видя свой смертный час. Вечная слава погибшим бойцам пролетарской революции». Большие потери понесли бойцы Преображенского отряда, которые присоединились к отряду БашЧК в районе Кызыл-Мечетово (Мраково) и принимали активные участие в макайлинском бою. Погиб их командир Чекалов Петр Алексеевич, тело его захоронили в центре села Зилаир (Преображенск), ныне сквер Славы. Его тело сопровождали специально выделенные красноармейцы из объединенных отрядов гг. Орск и Стерлитамак.

К вечеру 27 декабря, по словам пленных повстанцев, бой стал неуправляемым, перестали поступать приказы из штаба, не стали появляться члены штаба и сам Корнил Полонович Крыгин. Все они куда-то исчезли, стали наступать декабрьские сумерки. Предвидя поражение своей «народной армии», командир и члены его штаба сбежали от преданных им людей, бросив их на произвол судьбы. Первыми стали уходить от чукаринцев приставшие к ним отряды из других сел, пользуясь прикрытием чукаринского отряда. После этого поражение было предопределено, уцелевшие повстанцы на своих подводах и конях попытались скрыться по той же дороге «Канифа». Бойцы Красной Армии и БашЧК догоняли и разоружали повстанцев. Тем временем Орский отряд Малишевского устремился в село Ивановка. Пленные повстан­цы всех сел и деревень на второй и третий день были доставлены в село Зила­ир, центр Преображенской волости.

28 декабря 1920 г. командир Орского отряда особого назначения А.Малишевский отправил телеграмму в Орск: «Хутор Ивановский мною занят. Банда 25 декабря около 40 человек направилась в Чукари и была захвачена БашЧК, а большая часть ушла в х.Яковлевскнй и другие населенные пункты. Банда распалась, главарей с ними не было». При этом он из-за «секретности» не сообщил ни о Макайлинском сражении, ни и потерях в чукаринских и макайлинских степях среди своих бойцов. Потери были большие, но победителей не судят.

Наступает трагический финал Чукаринского восстания крестьян Усерганского кантона. Видных активных участников восстания власти решили судить в Чукари-Ивановке. Заседания суда проводились с приглашением односельчан, родственников и близких людей подсудимым. Но многие отказывались присутствовать на суде. Были «приглашены» (доставлены) также родные и близкие подсудимых из других сел и деревень. Заседания суда над группами подсудимых крестьян-повстанцев продолжались по два-три часа. В целом, суд над повстанцами шел быстро и всего занял 2,5 дня. Для пущей важности село охраняли конные патрули из Зилаира. Они же из Зилаирской тюрьмы доставляли арестованных крестьян Чукари-Ивановки, Новосимбирска, Пойма, Карагай-Покровки, Оноприеновки и других населенных пунктов. До суда все они содержались в Зилаирской тюрьме, многие подозреваемые жили в своих селах с подпиской без права выезда в другие места.

Присутствующие на суде и некоторые подсудимые были удивлены тем, что на всех судебных заседаниях трибунала в качестве главного свидетеля выступал кузнец села Никифор Мамыкин. Он был из бедных крестьян, из-за безземелья подрабатывал в селе на своей кузнице, а в дни восстания за его активное участие в нем и помощь в ремонте разных необходимых предметов для отряда был выдвинут в состав повстанческого штаба, а в сентябре стал замначштаба по вооружению. В селе его за не стойкость в поступках, односельчане в глаза, за спиной называли «Микишка Кауненок». Впоследствии его земляки А.Ф.Крыгин и С.М.Стрельников в книге «История села Чукари-Ивановка» писали, что «его судьба была трагичной. Есть основательное предположение: его тайно прибили, не вернулся он в Чукари, исчез». На суде ему также «как активному контрреволюционеру» дали срок – 7 лет тюремного заключения.

На суд были вызваны по два-три человека из близлежащих башкирских деревень к с.Чукари-Ивановки. Их роль на суде до сих пор неясна, свидетелями они не были, против кого-либо показаний не могли дать, и лишь ограничивались, что «через их деревни прошел отряд чукаринцев, а такие отряды в эти годы проходили десятками и все занимались грабежами, особенно продотряды». Судьи прерывали их ответы и больше вопросов им не задавали. А крестьяне из деревень Акъюлово Суюндуюв Тухват, Ишемгулов Янбирды и из Аксуры Туйгунов Юныс (Юсуп) вовсе не были допрошены. Видимо, властям они были нужны для распространения информации о заседаниях военного трибунала над мятежниками, чтобы устрашить других крестьян.

Многие повстанцы были приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. Приговоренных к расстрелу 68 повстанцев в 1921 г. расстреляли в Зилаирской тюрьме: «в два приема расстреляли чукаринских повстанцев, а 20 человек были осуждены на различные сроки». Участников Чукари-Ивановского восстания из других сел и хуторов, особенно 9 башкир, содержали отдельно. Они были эпатированы в другие места заключения. Больше об осужденных чукаринцах никто ничего не знал, а те вовсе не вернулись в родное село, за исключением восьми бывших повстанцев, арестованных в 1934 г. Они в 1937-1938 гг. вновь были арестованы, обвинены по ст. 58 и репрессированы.

В двух зилаирских ямах среди расстрелянных чукаринцев были захоронены Иван Иванович Ерастов, Иван Леонтьевич Валявин, Лазарь Лаврентьевич Малафеев, Федор Тимофеевич Денисов, Иван Семенович Горшенин, Аким Данилович Гаврилов, Никифор Николаевич Крыгин и др., там покоятся останки тел саринских, карагайских, ивановских, михайловских, новосимбирских крестьян-повстанцев и из других сел.

Главные зачинщики чукаринского восстания 1920-1921 гг. отсутствовали на скамье подсудимых военного трибунала. Исчезли богатые сваты свадьбы дочери купца Кузьмы Ипатовича Антипина – Аксиньи. Не было среди подсудимых Акима Ивановича Калинина, хозяина двухэтажного дома, в подвальном помещении которого до начала мятежа тайком регулярно собирались недовольные Советами чукаринские мужики. Известный не только в округе, но и в России купец Сентюрин Леонид Васильевич давным-давно жил заграницей. Из трех братьев Сентюриных – Григорий Васильевич, также хозяин двухэтажного дома, избежал суда, и лишь в 1930 г. был раскулачен и с семьей выслан в Сибирь. Избежал суда и Зилаирской тюрьмы главный руководитель повстанческого движения Корнил Полонович Крыгын. По словам арестованных участников восстания, он сбежал с отдельными членами штаба и верными ему людьми, с поля макайлинского сражения 27 декабря 1920 г. С ним были его ближайшие соратники, члены штаба Михаил Алексеевич Кофейников и Филат Петрович Крыгин. Односельчане говорили, что зимой 1921 г. в башкирское село Темясово, чтобы тайком повидаться с мужем, ездила жена Корнила – Анна Михайловна Щербакова.

Автор неизвестный анонимки в органы дважды, в 1925 и в 1927 гг., сообщал, что село в ночное время посетил К.П.Крыгин. Дважды была арестована Анна Михайловна, но оба раза ее освобождали из-за отсутствия улик и ради восьмерых ее детей. Членов семей Крыгиных на селе не обижали, хотя К.П.Крыгина называли «зачинщиком чукаринского бунта». Видимо, селяне хорошо понимали, что он не был виновником всех крестьянских бед в объявленной «страной России, стоявшие у власти большевики экспериментировали рожденной на Западе социалистическую идеологию Энгельса и их верных последователей, а полуграмотные и неорганизованные крестьяне Усерганского кантона не могли противостоять идеологии и силовым структурам государства диктатуры пролетариата. Арестованный в 1937 г. последний священник Иоанно-Богословской церкви села Чукари-Ивановки Ишкин Петр Васильевич на вопрос: «Где был в дни восстания кулаков села 1920-1921 гг.?», спокойно ответил, что 15 лет тому назад он понимал, что возврата к старому режиму не будет, и потому не вмешивался в мирское дело. Простой сельский священник, сын чукаринских крестьян отец Петр тем самым укорял представителей карательных органов за ненужные надуманные, подогретые духом классовой борьбы, репрессии 1937 г. «Ломая по приказу храмы божьи – церкви и монастыри, люди берут на себя большой грех, озлобляют народ. Коммунистам не надо было этого делать», – уверял он. Он не понимал, что сердцевину социалистического учения составляла не только экономическая концепция о необходимости установления единой общественной формы собственности на средства производства за счет упразднения всех других форм собственности, но и марксистская идеология, система коммунистического воспитания, охватывающие все стороны существования личности.

Второе лицо в мятеже крестьян после К.П.Крыгина, его заместитель и начальник штаба крестьянской повстанческой армии Михаил Алексеевич Кофейников в 1934-1935 гг. под другой фамилией работал на строительстве Черниковского (ныне Уфимского) моторного завода. Вместе с ним работали плотниками двое его земляков, один федосеевский, другой карагайский – Антон и Дмитрий Трикиловы. В декабре 1935 г. Михаил Алексеевич, увидев свой портрет на страницах заводской многотиражки, испугался и скрылся навсегда от своих земляков. Это скорее всего народная легенда, возникшая из рассказов избежавших суда участников восстания.

Аресты и репрессии над виновными и безвинными чукаринцами прокатывались волнами. Первая волна арестов по селу прошла с декабря 1920 по май 1921 г., когда вместе с участниками крестьянского мятежа Преображенской волости брали родных и близких им людей. Однако многие тогда были отпущены по домам из-за недоказанности их участия в восстании, но большинство из них вскоре было лишено политических прав и гражданских свобод. Вторая волна арестов по селу прошла в конце 1921 и начала 1922 гг. Было арестовано 17 близких родственников и сыновей участников чукаринского восстания. Из этих 17 арестованных и упрятанных в Зилаирскую тюрьму оправдали только двоих. Это были родные братья Ерастовы, Игнатий и Петр Артемьевичи. После этого «оправдательного судебного заседания Зилаирского суда» они сразу покинули родное село, и потом, по словам своих односельчан, жили в гг. Магнитогорск и Белорецк. Третья волна арестов после восстания прошла накануне коллективизации крестьянских дворов в колхоз. Были арестованы 20 человек из числа двоюродных дядей и племянников повстанцев, участников крестьянского бунта. Среди них оказались ни в чем неповинные чукаринцы, как, например, родной брат начальника штаба повстанческой армии Михаила Алексевича Кофейникова, Матвей Алексеевич Кофейников. На этот раз арестованные были отправлены в Оренбург, где арестованных приговорили к различным срокам тюремного заключения, «за связи с контрреволюционными элементами», т.е. якобы за связи с ранее арестованными родственниками и соседями.

Избежал страшного суда 1921 г. один из трех братьев Сентюриных – Григорий Васильевич Сентюрин. Он, оказывая помощь пострадавшим семьям мятежных чукаринцев, жил до 1930 г. в селе, где его не трогали, и по прежнему он владел своим двухэтажным домом, часть имущества тайком продавал на стороне, а часть на виду у властей раздаривал бедным. Особенно хорошо он вел себя в голодном 1921 г., даже власти ставили его в пример. После раскулачивания он со своей семьей был сослан в Сибирь, его дом долгие годы служил зданием сельского Совета и сельпо, а нижний этаж служил магазином и складом сельпо. Прославленный чукаринский кирпичный цех по обжогу кирпича братьев Сентюриных в советские годы был заброшен, из ямы стали брать только глину.

Избежать страшной участи многих чукаринцев удалось другому богачу села Николаю Ивановичу Валявину. В свое время именно только его двор и дом были окружены 2-х метровой высоты каменной стеной, укрывающей склады, амбары и подвалы. При помощи Николая Ивановича его двоюродные братья Михаил Прокопович и Аристарх Иванович Валявины смогли в годы НЭП арендовать, а после насовсем купить часть земли сельской общины аула Большое Арслангулово и основать свой хутор Валявино, просуществовавший до 1968 г. на территории бывшего колхоза «Урняк». Однако хутор юридически числился за Оренбургской областью и иикогда не подчинялся в административном отношении органам БАССР. Избежали страшных дней поселений и тюрем активные участники восстания Видинеев, Динисов (примкнувшей из с.Ивановка), Фролов младший из с.Раевка и др.

Жители с.Чукари-Ивановки до 1937 г. не имели права переезда в другие районы и города СССР, так как село до 1941 г. считали «бандитским», военнообязанных до 1937 г. в ряды РККА не призывали, с началом второй мировой войны в 1939 г. произвели первый призыв в ряды Красной Армии. «Желающих идти в армию было очень много», – вспоминают жители тех лет. Следовательно, полноправными гражданами они стали только накануне Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, когда из призванных на войну 212 мужчин село потеряло больше половины. Отдали жизнь за Советскую Родину на войне 119 человек, вернулись 29 инвалидов войны и чуть больше 50 более-менее здоровых чукаринцев в колхоз «Красный пахарь». Среди прославленных воинов и орденоносцев были потомки участников восстания – Андрей Митрофанович Крыгин, Семен Васильевич Антипин, Еремей Динисович Шерстнев, Семен Васильевич Горшенин и Кузьма Васильевич Веденеев, бессменный председатель колхоза с 1943 по 1950 гг. Многие из среды тех же репрессированных семей пали смертью храбрых на войне. «Не вернулись и погибли прямые потомки мятежных крестьян села Александр Васильевич Батурин, Иван Кузьмич Валявин, Иосиф Кондратьевич Горшенин, Арсентий Иванович Гаврилов, Петр Федорович Горбатов, Василий Семенович Денисов в числе 119-ти» – написали А.Ф.Крыгин и С.М.Стрельников в «Истории села Чукари-Ивановка».

Многие жертвы тех лет вовсе не вернулись из сталинских лагерей ГУЛАГ. В их действиях не нашли состава никаких преступлений, направленных против государства и против народа, все они желали сделать жизнь лучше на родной земле, чем та, которую им принес Октябрь 1917 г. «Октябрьская революция стала основой социальных, экономических, политических и межнациональных отношений и потрясений в России XX в., а в годы гражданской войны эти проблемы постепенно трансформировались в крестьянскую и национально-освободительную войны против антинародного большевистского режима, фактически отнявшего у них революционные завоевания и свободы» – говорилось в постановление «О крестьянских восстаниях 1918-1922 гг.». Действительно, своим постановлением федеральное правительство России на пороге XXI в. было вынуждено снять с репрессированных клеймо «участников бандформирований» (Ватандаш. 1999. №3). Это было совершенно справедливо к текущему моменту.


Предлагаем Вашему вниманию:

1. Статья «Гибель одного из руководителей повстанческого движения башкир Хажиахмета Унасова и ситуация в башкирском крае после его смерти».

2. Статья «Повстанческое движение башкир во второй половине 1920 – начале 1921 гг. на юго-востоке Башкортостана».