Источник: З.Г.Аминев. Башкиры и печенеги // Урал и просторы Евразии сквозь века и тысячелетия: научные публикации, посвященные 80-летнему юбилею Н.А.Мажитова. – Уфа: РИЦ БашГУ, 2013. – 250 с. – С.117-121.
Примечание: Печатается на историко-краеведческом портале Ургаза.ру с разрешения автора статьи.
У аль-Макдиси есть сообщение, что во второй половине IX в. «четыре родственных народа рода тюрка» – баджнаки, баджгарды, баджна и наукерды в битве у Гурганского (Аральского) моря были побеждены союзными войсками огузов, кимаков и карлуков [Кумеков, 1972. С.58]. Данное сообщение Макдиси послужило для Р.Г.Кузеева основанием для утверждения, что первоначальным местом обитания предков башкир было Приаралье.
Регион Средней Азии издревле был довольно густонаселенным и развитым в социально-политическом отношении, поэтому народы, там обитающие, уже с античных времен попадали в труды различных авторов. Будь башкиры одним из среднеазиатских народов, они, думается, попали бы в поле зрения средневековых авторов. Между тем, ни до, ни после сообщения аль Макдиси, среди народов, живущих в Приаралье, башкиры не перечисляются. На печенегов же все авторы единодушно указывают, как на один из среднеазиатских народов. Они в VIII – начале IX вв. жили в бассейне р. Сыр-Дарьи и в Приаральских степях [Кумеков, 1972. С.57-58].
Союз вышеперечисленных четырех народов после этих событий у Аральского моря не распался и данные о них вновь всплывают спустя сто лет, но уже в связи с событиями в Северном Причерноморье. Описывая события и народы Северного Причерноморья, ал-Масуди (умер около 956 г.) пишет, что в 932 г. «четыре народа племени турка: баджна, баджгард, баджнак и наукерд воевали с Византией за обладание городом Валандаром, … а пошли на город Константинополь» [Хвольсон, 1868. С.104]. Имеются также сообщения восточных авторов о набегах, совершаемых союзом этих четырех родственных народов на славян [Бейлис, 1969. С.307]. Эти же четыре тюркских племени упоминаются в связи с хазарами и аланами [Гаркави, 1870. С.159].
Устойчивое упоминание на протяжении более двух веков башкир вместе с печенегами и, отмечаемое арабами их родство, не какая-то путаница, возникшая по причине неосведомленности авторов. Эти печенежеско-башкирские связи не были простой случайностью, вызванной чисто военно-политическими целями. Думается, что эти народы связывала не только общность каких-то интересов, но, скорее всего, и близость происхождения.
Постоянство состава перечисляемых родов (баджна, баджгард, баджанак и наукерды), подчеркнутое указание на их родственное происхождение можно объяснить только тем, что эти четыре рода составляли аристократическую верхушку общества, управлявшую государством. Аналоги такого устройства можно найти в разных частях света и у разных народов, относящихся к различным культурным мирам, живших в разное время. В частности С.Г.Кляшторный, анализируя социально-политическое устройство хуннского общества, пишет, что верхушку этого общества составляли четыре аристократических рода, связанные между собой брачными союзами (мужчины любого из этих родов брали себе жен из трех других знатных родов). Выходцы из этих родов и занимали высшие посты в системе управления государством. Шаньюй мог быть только из рода Люаньди, самого знатного из четырех [Кляшторный, 2003. С.318, 465].
Деление пространства и проживающего внутри него общества на четыре части мы видим и в далекой от мира кочевников Исландии, которая в 965 г. была официально поделена на четверти, соотнесенные со сторонами света – Вапнафьорд на востоке, Эйафьорд на севере, Брейдафьорд на западе, Рейкьянес – южная часть [Джаксон, Подосинов, 2001. С.158]. Такое же деление на четверти, связанное со сторонами света, можно обнаружить у древних кельтов, а также на противоположной стороне Земли – у индейцев майя, у индонезийских народов, то есть такое социальное устройство является довольно распространенным явлением и вытекает из древних мифологических воззрений названных народов.
При анализе социальной структуры, а также самоназвания древних этносов, сформировавшихся еще в эпоху господства мифологического мышления, мы не можем обойтись без учета космологических представлений этих обществ. Миф способствует организации коллектива, содействует сохранению его социальной и психологической монолитности, то есть функция мифа не столько познавательно-теоретическая, а более всего социально-практическая, направленная на обеспечение единства и целостности коллектива.
В представлениях древних становление космоса и становление социума были объединены общими сюжетами и образами, и зарождение всего этого происходило как бы одновременно [Петрухин, 2010. С.136]. С космогоническими мифами связаны мифы тотемические, в которых происхождение того или иного рода часто связывали с одним из представителей животного мира. При этом, исходя из того – хищные звери или травоядные, определяли и их место на родовой территории. Обычно с хищниками были связаны в пространственном отношении север, запад, а травоядными – юг и восток.
Связь между общественной группой и ее тотемом, с одной стороны, и с определенной местностью, с другой, хорошо показана в работах таких исследователей как Редклифф-Броун, Элькин, мисс Мк-Коннель, Р. и М.Пиддингтоны, Реймонд Фирт, Спенсер и Гиллен и ряда других. Члены общества, подчиненные различным тотемам, оказывались размещенными в разных частях территории, занимаемой родом, племенем [Леви-Брюль, 2012. С.113-114].
В тотемистических представлениях члены определенного клана находились в отношениях родственных связей не только между собой, но и с определенными участками пространства. Каждому клану принадлежало часто самым тщательным образом описанное направление в пространстве и определенный сектор, сегмент пространства в целом. Мифологическое мышление берет совершенно определенную конкретно-пространственную структуру, чтобы по ней выстраивать полную систему «ориентации» в мире. Согласно сообщению Полибия, лагерь римлян повторял их городской план и, возвращаясь из похода в лагерь, они возвращались как бы к себе в город, каждый в свой сегмент пространства [Кассирер, 2001. С.107].
Исходя из такой закономерности, выявленной этнологами, упоминаемые в средневековых источниках четыре родственных народа (баджнаки, баджгарды, баджна и наукерды) можно объяснить тем же принципом четырехчастного социального устройства, который по названию главенствующего рода баджнаков (по-русски печенеги), выделяющего из своей среды правителя, назывался печенежским.
Известно, что самоназвание башкирского народа «башкорт/башкурд» большинство исследователей связывают с тотемом волка, который в современном башкирском языке называется «буре», но в древнем языке назывался «корд/корт», то есть предводительствуемые волком. Еще с глубокой древности известен институт «волчьих» и «песьих» братств, связанных с воинским сословием [Васильков, 2010. С.47].
Этноним «печенег» в средневековых источниках имеет различное написание: тюркск. «päčänäk» (турецкая форма «peçenek» сохранилась до настоящего времени) – венгерск. «päčänäγ» или «bäčänäγ» – XII-XIII вв. «Bäšänäü», в 1209 г. «Bäšänä» – «besenyõ» [Блашкович, 1972. С.65,68]. В тюркском чагатайском различные фонетические варианты слова «inaq», «inaх», «inaγ» означали «доверенное лицо, советник, поверенный в делах, министр», в бухарском ханстве слово «inoq» обозначало «один из высших чинов» [Блашкович, 1972. С.68]. В некоторых говорах башкирского языка слово «inäk» означает – «олень», который в мифологии связан с солнцем и в мифологической картине мира башкир относится к южной, положительной стороне, куда относятся также цари и иные правители. В иранских языках зафиксировано слово «Pěsěnigän» / «предстоящий» [Айадгар-и Зареран, 2009. С.166,200], которое также может помочь в раскрытии этимологического значения этнонима «печенег». Название «печенеги» было дано из-за их «предстоящего», главенствующего положения в дуальной социальной структуре печенежско-башкирского общества.
Исходя из вышеизложенного, этноним «баджанак/башинак» можно этимологизировать от слов «баш» / «главный», «голова» и «князь, хан, предводитель, советник, поверенный в делах, министр, особо доверенный человек», то есть название «башинаки» указывало на их элитное социальное положение в башкиро-печенежском обществе, где башкиры относились к сословию воинов («волк» / «корт»). Тот же экзогамный прицип («волки / башкиры – олени / печенеги») мы видим, например, в сообщении Рашид-ад-Дина, который пишет, что родоначальником Чингисхана в двенадцатом колене считался Буртэ-чино (бурый волк), женатый на Гоа-Марал (прекрасная лань).
В завершение необходимо отметить, что в этом печенежско-башкирском социуме башкиры, как воинское сословие, располагались к северу от печенегов, то есть на Урале, что соответствует исторической действительности. Башкиры во всех источниках отмечаются именно на Южном Урале и прилегающих землях.
Список литературы:
1. Айадгар-и Зареран. – СПб., 2009.
2. Бейлис В.М. Народы Восточной Европы в кратком описании Мутаххара ал-Максиди (Х в.) // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. – М., 1969.
3. Блашкович Й. Топонимы старотюркского происхождения на территории Словакии // Вопросы языкознания. 1972. № 6. С.62-75.
4. Васильков Я.В. Миф, ритуал и история в «Махабхарате». – СПб., 2010.
5. Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских с конца VII века до конца Х века. – СПб., 1870.
6. Джаксон Т.Н., Подосинов А.В. К вопросу о зооантропоморфных символах в архаической модели мира // Вестник древней истории. 2001. № 4. С.149-167.
7. Кассирер Эрнст. Философия символических форм. Том 2. Мифологическое мышление. – М.,СПб., 2001.
8. Кляшторный С.Г. История Центральной Азии и памятники рунической письменности. – СПб., 2003.
9. Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. – Алма-Ата, 1972.
10. Леви-Брюль Л. Первобытная мифология. Мифический мир австралийцев и папуасов. – М., 2012.
11. Петрухин В.Я. Существовал ли миф о небесной охоте в карело-финской мифологии // «Калевала» в контексте региональной и мировой литературы. – Петрозаводск, 2010.
12. Хвольсон Д.А. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадъярах, славянах и руссах Абу-Али-Ахмеда бек Омар Ибн-Даста // Журнал Министерства народного просвещения. – СПб., 1868.