Источник: З.Г.Аминев, Ф.А.Сунгатов. К проблеме социально-политического устройства башкирского общества в начале II тысячелетия нашей эры // Вестник Академии наук Республики Башкортостан. – 2009. – Т.14. – №1. – С.9 – 17.
Примечание: Публикуется с разрешения одного из авторов статьи на историко-краеведческом портале Ургаза.ру.
Тема о существовании у башкир собственных государственных образований не нова, но продолжает оставаться мало исследованной и весьма актуальной. Касаясь историографии проблемы, отметим, что объективное исследование ее началось относительно недавно и количество научных работ, посвященных данной теме, не так уж и велико.
Одними из первых вопрос о наличии у башкир собственных государственных образований в период раннего средневековья поставили в 70-е годы прошлого столетия Д.Ж.Валеев и Р.З.Янгузин. В совместной работе, посвященной проблеме формирования башкирского народа, они пришли к выводу, что башкиры в раннем средневековье должны были иметь государственные образования [1, С.95-106]. Поскольку целью исследования было выяснение особенностей ранних этапов формирования башкирского народа, а не анализ становления собственно государственности у башкир, эту проблему авторы рассмотрели лишь в контексте подтверждения своих тезисов о раннем формировании башкирского народа.
Вплоть до 90-х годов ХХ в. научные разработки в данном направлении не велись. Причина «закрытости» таких исследований заключалась в последовательном и неукоснительном исполнении партийных решений по борьбе с башкирским буржуазным национализмом. Ситуация изменилась только в перестроечный период, когда у ученых, освободившихся от партийного диктата, появилась возможность проводить исследования и публиковать труды по темам, ранее находившимся под запретом, в т.ч. по вопросу государственности башкир. Одной из первых работ, где подробно были освещены вопросы общественных отношений и государственности ранних башкир, явилась книга Н.А.Мажитова и А.Н.Султановой «История Башкортостана с древнейших времен до XVI века» [2]. В данной работе авторы на основе комплексного анализа письменных и археологических источников пришли к выводу, что уровень политической культуры и общественной жизни башкир в IX-XII вв. ничем не уступал состоянию уровня развития кимако-огузских племен Южной Сибири и Казахстана, волжских болгар, хазар, дунайских венгров, гузов [2, С.205-210].
В работе, опубликованной в 2004 году, Н.А.Мажитов в пользу изложенной ранее точки зрения привел новые аргументы и факты, позволившие ему более уверенно говорить о наличии у башкир в эпоху средневековья собственных государственных образований [3, С.158-166].
Точка зрения о существовании у башкир собственных государственных образований была поддержана рядом других исследователей: Р.Г.Букановой [4, С.195-197; 5], Г.Б.Хусаиновым [6, С.115-119], А.Г.Янгалиным [7, С.133-166], А.Б.Зариповым, А.А.Зариповой [8, С.167-172], а также одним из авторов данной статьи З.Г.Аминевым [9]. Наличие в прошлом государственности у башкир начали признавать не только ученые Башкортостана. Исследователь из Татарстана профессор М.З.Закиев, анализируя огромный пласт древних источников, также обратил внимание на многочисленные исторические факты, свидетельствующие в пользу точки зрения о существовании у башкир государственных образований [10. С.396-402].
О существовании государственности ранних башкир свидетельствуют и археологические данные. Результаты археологических раскопок последних лет городища Уфа-II на территории современного города Уфы позволяют уверенно говорить, что государственность башкир подтверждается существованием и длительным функционированием населенного пункта, который можно рассматривать в качестве крупного административно-политического и торгово-ремесленного центра. Существует и большая вероятность отождествления данного археологического памятника со столицей средневекового Башкортостана.
Памятник впечатляет хорошей сохранностью культурных слоев мощностью до 4 м. Раскопками выявлены следы монументальной архитектуры (оборонительная стена, жилища), меде- и железоплавильных печей, ювелирной мастерской, деревянных уличных мостовых и получена богатая коллекция находок. Собранные археологические материалы свидетельствуют, что древний город, предшественник современного города Уфы, возник на рубеже IV-V вв. н.э. и непрерывно существовал до середины XVI в., когда первые русские переселенцы после добровольного вхождения Башкортостана построили на территории этого города опорную крепость, известную как Уфимский Кремль.
Городище Уфа-II не единственный археологический факт, свидетельствующий о наличии государственности башкир. Следует подчеркнуть, что в арабских и западно-европейских источниках IX-XVI вв. на Южном Урале упомянуто более 10 городов, из которых в настоящее время открыт и исследуется только один.
В настоящей статье авторы попытались дать реконструкцию социально-политического устройства башкирского общества периода ранних государственных образований. Поскольку каждое государство как социальный организм имеет свою территориальную и социальную структуру, необходимо выяснить структурное устройство собственно башкирского общества. Без исследования этих вопросов утверждение о существовании государственных образований у башкир будет преждевременным.
Реконструкция социально-политического устройства башкирского общества периода ранних государств IX-XII вв., несмотря на определенную трудность из-за малочисленности источников по теме, вовсе не безнадежное дело. Дошедшие до нашего времени нарративные сведения позволяют предполагать, что в указанный период башкиры находились в окружении огромного тюркского мира, и, являясь частью этого мира, принимали самое активное участие во всех военно-политических и иных делах тюрков. В то же время башкиры, прекрасно понимая свою принадлежность к тюркскому миру и гордясь этим [11, С.293, 294, 297], глубоко осознавали и свое «башкирство», т.е. дистанцируясь, четко выделяли себя из общетюркской массы [11, С.297]. По мнению историка-медиевиста А.Я.Гуревича, «момент осознания обществом своей природы всегда есть важный этап его развития и показатель зрелости сложившихся отношений» [12. С.105].
Принадлежность башкир к тюркам осознавали и остальные тюркоязычные народы и племена. Так, живший в XI в. Махмуд бин Хусаин бин Мухаммад Кашгари, автор известного словаря тюркских языков «Дивани лугат ат-турк», указывает башкир среди двадцати крупных самостоятельных тюркских народов, имеющих свою отдельную от других тюрков территорию проживания [13]. Находясь в окружении тюркских народов, имевших довольно развитое для своего времени социально-политическое устройство, вольно или невольно принимая участие в совершаемых ими делах, башкиры должны были ощущать на себе их мощное культурное влияние. В то сложное время выживали сильные, умеющие дать отпор любым посягательствам на экономическую, политическую, этническую самобытность. Чтобы не раствориться, не исчезнуть среди своих многочисленных и сильных соседей, башкирское общество должно было соответствовать уровню развития общественных отношений своих соседей. Именно это состояние башкирского общества отражено во всех сочинениях восточных авторов IX-XII вв.
Дошедшие до нас свидетельства арабских авторов указывают на близость культуры башкир культуре волжских болгар, которые в то время находились на довольно высоком уровне как общественного, так и культурного развития. Источники Идриси, восходящие к IX-X вв., сообщают, что «обычаи башкир такие же, как у болгарских тюрок» [2, С.207].
О достаточно высоком уровне социально-политического устройства кимаков, о наличии у них признаков ранней государственности свидетельствуют средневековые авторы, которые Южный Урал, где башкиры и кимаки вступали в контакт, рассматривали как окраину кимакского государства [14, С.60-65, 113].
Известный российский археолог и крупный специалист в области кочевых цивилизаций С.А.Плетнева формирование башкирского народа и его высокоразвитой культуры на Южном Урале с прилегающими землями относит к глубокой древности. По ее мнению, башкиры по уровню развития культуры и общественных институтов ни в чем не уступали своим соседям. Она отмечает, что на этих землях башкиры сформировались очень рано и, несмотря на все многочисленные исторические катаклизмы, продолжали обитать там же, что обеспечило их устойчивое и поступательное развитие до современности. Именно длительностью проживания на одном месте (на Южном Урале – З.А., Ф.С.) объясняет С.А.Плетнева удивительную жизнестойкость и сохранение культурных традиций башкир [15. С.238, 239].
При изучении социально-политического, экономического состояния башкирского народа в вышеуказанный период важное значение, наряду с другими источниками, имеют фольклорные материалы, которые содержат очень интересные и ценные сведения по указанной проблеме. Известный российский специалист В.В.Трепавлов признает фольклор одним из ценнейших источников для изучения социально-политических институтов тюркских народов эпохи средневековья [16]. Примером удачного использования эпосов и других фольклорных материалов при анализе социальной истории, культуры раннесредневековых скандинавских народов, являются получившие мировую известность работы А.Я.Гуревича [17], а широко известный эпос «Деде Коркут» послужил основным источником при анализе общественного строя огузов В.П.Курылеву [18].
Башкирский народ сумел сохранить и донести до наших дней созданные им в разные исторические эпохи многочисленные эпосы, в которых нашли яркое отражение многие стороны жизни башкирского общества, в т.ч. и его социально-политическое устройство. Среди них особо выделяется эпос «Урал батыр», состоящий из космогонических мифов, в которых отражены многие стороны жизни древних людей, их представление о возникновении мира, человека, социума, норм нравственности, зачатков права и др. Для исследователя, изучающего социально-политическую историю древних народов, интерес представляют также такие эпосы, как «Акбузат», «Кусяк бей», «Куныр буга», «Заятуляк и Хыухылыу» и др. В них, в частности, содержится обширная информация о социальной стратификации башкирского общества, об общественных отношениях и т.п. По мнению ряда исследователей, например, сюжет эпоса «Кусяк бей», который отражает исторические реалии IX-XII вв., дает право говорить о Масим хане, одном из главных персонажей этого эпоса, как об исторической личности [19; 20. С.503; 21. С.180; 22. С.280-281; 1. С.95-106]. Мнение башкирских ученых, что данный эпос насыщен историзмом, подтверждается исследованиями казахских ученых [23. С.156-157, 163, 168-170; 14. С.61].
При реконструкции устройства средневекового башкирского общества важным подспорьем являются материалы по печенегам, в частности, это описание социально-политической составной печенегов, оставленное Константином Багрянородным. Сведения об устройстве печенежского общества были удачно использованы в качестве сопоставительного материала при реконструкции общественного строя половцев XI-XII вв. известным ученым Г.А.Федоровым-Давыдовым [24. С.218]. Здесь же отметим, что в нашем распоряжении имеются и результаты исследования социально-политического устройства печенегов А.В.Марея [25] и Т.В.Любчанского [26].
Обращение к печенежским материалам при реконструкции социально-политического строя башкир вполне оправданно в силу их культурной и военно-политической близости, которая проявлялась в их союзнических отношениях, вхождении башкир в состав печенежской конфедерации. Не случайно со второй половины IX – до первой половины X вв. башкиры в письменных источниках неоднократно упоминаются как союзники печенегов. Так, предки башкир – баджгарды во второй половине IX в. вместе со своими союзниками баджнаками, баджна и наукердами принимали участие в битве с огузами, карлуками и кимаками у Гурганского (Аральского) моря. Краткое описание этих событий имеется у ал-Макдиси [14. С.58]. Союз этих четырех народов после событий у Аральского моря не распался, и данные о союзнических отношениях между ними всплывают спустя сто лет в связи с событиями в Северном Причерноморье.
Описывая события и народы Северного Причерноморья, ал-Масуди (умер около 956 г.) пишет, что в 932 году четыре народа племени турка баджна, баджгард, баджнак и наукерд воевали с Византией за обладание городом Валандаром, … а пошли на город Константинополь [27. С.104]. Имеются также сообщения восточных авторов о набегах, совершаемых союзом упомянутых выше четырех народов на славян [28. С.307]. Эти же народы упоминаются в связи с хазарами и аланами [29. С.159].
Устойчивое упоминание башкир вместе с печенегами показывает, что их связывало не только отмеченная выше близость, но и, скорее всего, близость происхождения. У М.Уметбаева, выдающегося башкирского писателя, знатока истории своего народа, имеется сообщение со ссылкой на Ибн Халдуна (XIV в.) о том, что печенеги, как одно из этнических подразделений, наряду с канглы, дуван, табын и другими, входили в состав башкирского народа [30. С.323]. О том, что какая-то часть печенегов после разгрома их половцами пришла на Южный Урал и вошла в состав родственных им башкир, имеется упоминание в башкирском эпосе «Уҙак-Туҙак – бала бәшнәк ярсығы» [31].
Самое раннее описание социально-политического устройства печенежского общества принадлежит перу Константина Багрянородного, оставившего для истории имена восьми печенежских племен, родоплеменная структура которых была построена по принципу дуальности, то есть делилась на две части, каждая из которых состояла из четырех племен, занимавших определенную территорию [32].
Каждое племя («округ» по Константину Багрянородному» – З.А., Ф.С.) в свою очередь делилось на пять родов. Он же сообщает о выборности предводителей племен. Выборность князя сочеталась с сохранением власти за одним аристократическим родом. Главой племени были «великие» князья, а во главе рода стояли «меньшие» князья [24. С. 218].
В XI в. печенежское общество в своем социальном развитии прогрессировало: появляются зародыши раннефеодального государства, что выразилось в оформлении наследственной власти, в попытках объединения нескольких племен под властью одного «князя». В этот период возникают характерные для феодального устройства междоусобные смуты, что выразилось в борьбе князей за установление своей власти над соседними печенежскими племенами. Ярким отражением этой борьбы является противостояние родов Тираха и Кегена, описанная в византийских источниках [24. С.219].
Аналогичное социально-политическое устройство башкирского общества мы обнаруживаем и во множестве вариантов башкирского эпоса «Кусяк бей» [11. С.358-361]. В нем башкирское общество предстает союзом двенадцати племен (ырыу), возглавляемых своими беями, которые, в свою очередь, подчинялись хану по имени Масим, имеющему огромное и сильное войско. Эпос также повествует, что в те времена властвовали сильные племена, которые часто совершали набеги, убивали, грабили, отнимали у слабых скот, уводили население в плен [11. С.293]. Кроме ханов и подчиненных ему биев в эпосе фигурируют также батыры и народ. Скот ханов и биев пасут рядовые пастухи, которые живут впроголодь, годами не получая никакой платы за свой тяжкий труд [11. С.316, 317 и др.]. Эти данные, по мнению Д.Ж.Валеева, Р.З.Янгузина, указывают на социальное расслоение башкирского общества, на его стратифицированность [1. С.95-106].
В эпосе сообщается, что все племена, подчиняющиеся Масиму хотя и тюрки, не являются единокровными, а имеют различное происхождение. Только наличие верховной и подчиняющей их власти хана, позволяет этому обществу существовать. Власть хана была неограниченной: он владел жизнью и смертью своих подданных. Так, когда было установлено, что именно Каракулумбат бий убил Бабсака, Тимеркотло и Тамьян вознамерились убить Каракулумбата за совершенное им преступление, только вмешательство Масим хана не позволило им совершить это.
Из текста эпоса также следует, что племена, находившиеся в подчинении Масима, жили на землях, которые им отвел Масим хан [11. С.293]. Он же имел право по своему усмотрению назначать кого-либо бием над всеми биями. Например, в эпосе упоминается назначение Бабсака бием над биями двенадцати племен. Предводители племен (бии) являлись к хану Масиму по первому зову со всем своим войском. В эпосе поводом для такого вызова указывается охота. На первый взгляд этот повод представляется несущественным, однако необходимо иметь в виду, что в тюркских ханствах облавная охота была не только забавой и развлечением, а наряду с большим хозяйственным значением, имела, прежде всего, огромное военное назначение: являлась одновременно и воспитанием военных навыков; и выработкой дисциплинированных коллективных действий, и военным смотром боеготовности войска [14. С.92-93; 33. С.32]. Эти факты, как нам представляется, указывают на наличие института вассалитета.
Получив вызов от хана Масима каждый из подчиненных ему биев-вассалов являлся к нему со всем своим войском к указанному времени и месту. В эпосе указывается количество людей военных отрядов только четырех биев: племен тунгаур, тамьян, бурзян и кыпсак. При этом бий тунгаурцев Тимеркотло пришел с отрядом численностью 180 человек, бий тамьянцев по имени Тамьян – 150 человек, а бий бурзянцев Каракулумбат – 360 человек. О количестве отряда выставленного племенем кыпсак в эпосе не говорится, а только указывается, что сами они в свою очередь делились на восемь подразделений, каждый из которых имел войско.
До нас дошли сведения арабского автора первой половины Х в. Абу Заид аль-Балхи (умер около 940г.), который, говоря о наличии двух групп башкир, отметил, что одна из них проживает ближе к булгарам и она, якобы, состоит из двух тысяч человек [34. С.123]. Мы полагаем, что в данном случае речь идет о количестве не всех башкир данной группы, а о числе выставляемого ими войска. Предполагать это позволяет точное указание количества башкир – ровно 2 тысяч человек. В то время вряд ли даже правители башкирского общества владели точными данными о своих подданных, не говоря уже об арабах, непосредственно с башкирами не контактировавшими. Данные же о численности войск знали, видимо, и соседи.
Сказанное выше позволяет заключить, что войско башкир подразделялось не только на сотни, три сотни, тысячи, но, видимо, было и войсковое подразделение в 2 тысяч человек. Данный вывод находит свое подтверждение в башкирском фольклоре. В частности, в эпосе «Идукай и Мурадым» упоминается о мобилизации Идукаем двухтысячного войска, которое было отправлено на войну. Кроме того, у Идукая была личная тысячная гвардия [21. С.78-79].
О существовании дуальной организации башкир, как и у печенегов, свидетельствует эпос «Күсяк бей»: у башкир, кроме Масим хана, был и второй хан по имени Ураз. Ежегодно в определенное время два башкирских хана собирались в одном месте и устраивали игрища, где соревновались в бегах, борьбе и т.п. [11. С.297].
Дуальная организация, по всей вероятности, фиксируется и в делении башкир на две группы, о чем были информированы ал-Балхи [27. С.85, 105], Истархи [30. С.324] и ал-Масуди (умер около 956) [27. С.104]. В сочинении Идриси, в частности, говорится о делении башкир на внутренних и внешних. Деление общества башкир на две группы (южное/төшлөк и северное/төн) также отражено в собственно башкирских эпосах «Куныр буга» [35. С.274-292], «Зухра и Алдар» [36. С.151-292].
Дуальная организация башкирского общества, деление на «внешних» и «внутренних», отражены, видимо, и в этнонимах «кудей» (по башкирски – «көҙәй») и «иштяк» (по башк. – «иштәк»). «Кудей» в переводе с древнетюркского на русский означает север, а «иштяк» означало «иштәге» (в современном башкирском – эстәге), т.е. в переводе на русский язык: «внутренние». Слово «внутренние», в свою очередь, необходимо понимать с позиции башкир и других тюркских народов и учитывать, что это слово как понятие возникло еще в период господства традиционного мифологического мышления. С этой точки зрения «внутренние» можно приравнять к понятию юг или восток, а «внешнюю» – север (кузей) или запад. При таком понимании этимологии этих слов можно заключить, что они означали западных и восточных башкир.
Данное предположение находит свое подтверждение в сообщениях китайских летописей и тюркских рунических надписях, в которых говорится о двух крыльях тюрков-тюцзюэ: правом, восточном – толис, и левом, западном – тардуш [37. С.254], где правая сторона отождествляется с востоком, соотносимой с внутренней стороной, а западная с левой, т.е. с внешней. Если эти сведения сопоставить с данными арабских источников о внутренних и внешних башкирах, то внутренние башкиры будут расположены на востоке, а внешние на западе, ближе к булгарам, что вполне согласуется с данными исторических источников [аль-Балхи, Истархи, Масуди, Идриси и др.].
На две части делились и кыргызские племена: обитавшие на северной (правой) стороне гор Тянь-Шаня, назывались «он», на южной (левой) – «сол» [38. С.88]. Заметим, что одно из крупных племенных объединений киргизов называлось ичкилик (т.е. внутренние – З.А., Ф.С.). По данным эпоса «Деде Коркут» из двух больших групп – внешних и внутренних – состояли огузы [18. С.2]. Дуальное деление, видимо, отражено в названии внутреннего племени булгар – эсегиль, у киргизов – ичкилик, у сибирских татар – ичкинняр. Разделение на два крыла – бузуков (правое) и учуков (левое), что зафиксировано в древнеуйгурской Тесинской надписи, относящейся к 762 г. [28. С.113], было характерно и для древних уйгуров [29. С.49]. В более древние времена аналогичное деление было в государстве сюнну, где, наряду с верховным владетелем-шаньюем, существовали правый и левый «мудрые князья» [27. С.249-251]. Эту дуальную военно-административную систему унаследовали от сюнну генетически связанные с ними древние тюрки-тюцзюэ [37. С.254].
Истоки возникновения дуальной племенной структуры у кочевников исследователи усматривают в дуально-экзогамной системе взаимоотношений двух родов, а затем и фратрий, основанных на брачно-родственных отношениях [3. С.103-104; 22. С.119, 121, 148, 220, 291; 45; 1. С.41, 42; 2. С.125]. По мнению И.Ф.Ситняковского, дуальное деление восходит к структурному делению древних обществ с господством фратриального деления, основанного на кровном родстве [2. С.125]. Деление на два крыла на более поздней стадии развития общества исследователи связывают с характерной для кочевых обществ военно-административной структурой (правый и левый фланги войска) [2. С.125]. Дуальная организация башкир, как и других тюркских народов, отражает характерную для всех них систему, основанную на военно-административных принципах.
Так же, как и у печенегов, каждое башкирское племя, в свою очередь делилось на пять частей. Информация о пятичленном делении башкирских племен содержится как в фольклорных, так и в этнографических источниках. В частности, об этом говорится в самом архаическом башкирском эпосе «Урал батыр» [4], в эпосе «Идукай и Мурадым». Пятичленное деление присутствует в шежере племен: юрматы [32. С.33], минцев [32. С.51, 52] и др., опубликованных Р.Г.Кузеевым [32], а также в башкирском памятнике средневековой письменности «Үсәргән тауарихы».
На наличие у башкир в то время собственных ханств (государств) указывают и разного рода материалы по соседним тюркоязычным народам. При изучении фольклорных и иных материалов, где нашли отражение взаимоотношения этих народов с башкирами, выявляется интересный факт. Соседние тюркские народы воспринимали башкир как крупный народ, имеющий своих ханов, биев с сильным боеспособным войском. В частности, в материалах рукописного фонда Академии Наук Республики Казахстан хранится документ, гласящий, что у истяков, живущих в Уральских горах, был хан Байындер, у которого был сын по имени Кара батыр [25. С.65-68].
Хан Масим, как владыка всех башкир, является также одним из главных действующих персонажей архаического эпоса «Акбузат» [6], где описываются события, восходящие к патриархально-родовым временам. Этот же хан упоминается в эпосе «Юлай и Салават» [51. С.96]. В некоторых вариантах эпоса «Кусяк бей» [37. С.322], а также в эпосе «Идукай и Мурадым» [24] и в других фольклорных произведениях упоминается другой башкирский хан по имени Тура. Недаром автор XVIII в. И.И.Георги в своей книге «Описание народов всех в российском государстве обитающих…» о башкирах писал, что они прежде жили под властью своих ханов [15. С.85]. Сведения о многочисленных башкирских ханах, биях (Муйтен бий, Майкы бий, Акбулат бий и др.) разбросаны по многим фольклорным произведениям и шежере (генеалогии) башкир, которые еще ждут своего исследователя.
Государственность башкир, его сложное политическое устройство, социальное неравенство, бесправное положение простого народа нашло отражение в древних башкирских в эпосах даже при описании потустороннего мира. Исследователями давно установлено, что представления народов о потустороннем, загробном мире есть зеркальное отражение земной жизни. В представлении шумеров, например, подземное царство было организовано по образу и подобию города-государства, в котором властвовали бог Нергаль с супругой Эришкигаль и совет богов-ануннаков. На небе же владычествовал великий совет богов-игигов, среди которых главенствовал бог земли и воздуха Энлиль, который одновременно являлся владыкой богов и покровителем царской власти [19. С.112]. В башкирских эпосах «Акбузат», «Заятуляк и Хыухылыу» подземное царство также предстает отражением земного. В нем владычествуют те же ханы и бии, которые угнетали бедноту, в эпосе именуемые чернью (kара), множеством (күп), толпой (туп).
Таким образом, данные эпосов в совокупности с другими источниками указывают на то, что башкирское общество обладало всеми признакам раннефеодального государства. Это – верховная власть во главе с ханом и его подчиненными в лице биев (князей), батыров, предводителей боевых дружин. Каждый князь имел свою дружину. Племена проживали и хозяйствовали на определенной территории, отведенной им ханом. Признание наличия крепкого социально-политического устройства башкирского общества, его государственных институтов с налаженной системой управления позволяет объяснить устойчивое сохранение и количественный рост башкирского этноса в окружении могущественных соседей того периода.
Список использованной литературы:
1. Валеев Д.Ж., Янгузин Р.З. К вопросу о формировании башкирской народности (к постановке проблемы) // Сборник аспирантских работ Свердловского юридического института. – Вып.14. – Свердловск, 1972. – С.95-106.
2. Мажитов Н.А., Султанова А.Н. История Башкортостана с древнейших времен до XVI века. – Уфа, 1994.
3. Мажитов Н.А. Была ли у башкир своя государственность до XVI века // Древности Востока (Сборник к 80-летию проф. Л.Р. Кызласова). – М., 2004. С.158-166.
4. Буканова Р.Г. Ранние формы государственности у башкир // Ватандаш. – 1997. – №6. – С.195-197.
5. Буканова Р.Г. была ли государственность у башкир? // газета «Известия Башкортостана». – №51, 53, 54 (18-24 марта). – 1994 г.
6. Хусаинов Г.Б. Боронғо башҡорт дәүләтселеге hәм уның хандары // Ватандаш. – 1999. – №8. – С.115-119 (на башк. яз.).
7. Янгалин А.Г. Ҡан тамырҙарыбыҙ ҡайҙан? Ҡасандан? // Ағиҙел. – 2007. – №10. – б.133-166 (на башк.яз.).
8. Зарипов А., Зарипова А. Башҡорт дәүләтселеге булғанмы? // Ағиҙел. – 2007. – №10. – С.167-172.
9. Аминев З.Г. Башҡорт дәүләтселеге хаҡында // Йәшлек. – №3. – 11 ғинуар, – 2005 йыл. (на башк. яз.).
10. Закиев М.З. Происхождение тюрков и татар. – М., 2003.
11. Күсәк бей (ҡыпсаҡ версияhы) // Башҡорт халыҡ ижады. Эпос. Икенсе китап. – Өфө, 1973. – б.293-319 (на башк. яз.).
12. Гуревич А.Я. О генезисе феодального государства // Вестник древней истории. – 1990. – №1. – С.101-106.
13. Кашгари М. Дивани лугат ат-тюрк. – Ташкент, 1960.
14. Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. – Алма-Ата, 1972.
15. Плетнева С.А. Степи Евразии в эпоху средневековья. – М., 1981.
16. Трепавлов В.В. История и историческое время в представлениях позднесредневековых кочевников Евразии // Древнейшие государства Европы. 2001. – М., 2003. – С.191-203; Его же: Алтайский героический эпос как источник по истории ранней государственности // Фольклорное наследие Горного Алтая. – Горно-Алтайск, 1980. – С.125-171.
17. Гуревич А.Я. История и сага. – М., 1972; Норвежское общество в раннее средневековье. Проблемы социального строя и культуры. – Москва, 1977; Категории средневековой культуры. – М., 1972; Феодализм перед судом историков, или о средневековой крестьянской цивилизации // Одиссей. Человек в истории. 2006. – М., 2006. – С.11-49; Диалог современности с прошлым. «Категории средневековой культуры» 35 лет спустя // Одиссей. Человек в истории. 2007. – М., 2007. – С.5-18;
18. Курылев В.П. Общественный строй огузов по данным эпоса «Деде Коркут». – М., 1964.
19. Кузеев Р.Г. Очерки исторической этнографии башкир. – Уфа, 1957.
20. Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа. – М., 1974.
21. Иҙеүкәй менән Мораҙым. Башҡорт халыҡ ижады. – Өфө, 1994. (на башк. яз.).
22. Сагитов М.М. Отражение консолидации башкирской народности в эпических сказаниях // Археология и этнография Башкирии. Том 4. – Уфа, 1971. – С.280-281; Сагитов М.М. Консолидация башкирской народности в эпических сказаниях // Научная сессия по этногенезу башкир. – Уфа, 1969.
23. Ахинжанов С.М. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. – Алма-Ата, 1999.
24. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью Золотоордынских ханов. – М., 1966.
25. Марей А.В. Особенности социально-политической организации печенегов // Альтернативные пути к цивилизации. – М., 2000.
26. Любчанская Т.В. К вопросу о социально-политическом устройстве печенегов // Этническое взаимодействие на Южном Урале. – Челябинск, 2004. – С.86-89.
27. Хвольсон Д.А. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадъярах, славянах и руссах Абу-Али-Ахмеда бек Омар Ибн-Даста // Журнал Министерства народного просвещения. – СПб., 1868.
28. Бейлис В.М. Народы Восточной Европы в кратком описании Мутаххара ал-Максиди (Х в.) // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. – М., Наука. 1969.
29. Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских с конца VII века до конца Х века. – СПб., 1870.
30. Булатов А.Б. Восточные авторы о башкирах // Археология и этнография Башкирии. – Т.IV. – Уфа, 1971. – С.323-325.
31. Уҙак-Туҙак – бала бәшнәк ярсығы // Башҡорт халыҡ ижады. – Т.IV. – Өфө, 1999. – б.281-288. (на башк.яз).
32. Константин Багрянородный. Об управлении империей. – М.: Наука, 1991.
33. Бутанаев В.Я. Военная организация и вооружение енисейских кыргызов // Панорама Евразии. – 2008. – №2. – С.32-36.
34. Абу-Заид аль-Балхи. Книга видов земли. – Спб., 1870.
35. Ҡуӊыр Буга // Башҡорт халыҡ ижады. Эпос. Беренсе китап. – Уфа, 1972. – б.274-292. (на башк. яз).
36. Зөhрә менән Алдар // Башҡорт халыҡ ижады. Эпос. Икенсе китап. – Уфа, 1973. – б.151-292 (на башк. яз.).
37. Кляшторный С.Г. Древнетюркская письменность и культура народов Центральной Азии (по материалам полевых исследований в Монголии, 1968 – 1969 гг.) // Тюркологический сборник. 1972. – М., 1973. – С.254.
38. Жапаров А.З. Элементы государственности у кочевников и оседлые общества // Феномен кочевничества в истории Евразии. Номадизм и развитие государства. – Алматы, 2007. – С.85-93.
39. Кляшторный С.Г. Хазарские заметки // Тюркологический сборник. 2003-2004. – М., 2005. – С.113.
40. Кононов А.Н. Родословная туркмен. – М.-Л., 1958.
41. Кляшторный С.Г. Гуннская держава на Востоке (IIIв. До н.э. – IV в. н.э.) // История древнего мира. – М., 1989. – С.249-251.
42. Агаджанов С.Г. Очерки истории огузов и туркмен Средней Азии IX-XIII вв. Ашхабад, 1969.
43. Золотарев А.М. Родовой строй и первобытная мифология. – М., 1964.
44. Толстов С.П. Пережитки тотемизма и дуальной организации у туркмен // Проблемы истории докапиталистических обществ. – 1935. – №9 – 10.
45. Абдуманапов Р.А.. К истокам организации родоплеменной структуры кыргызов // Тюркологический сборник. 2006. – М., 2007. – С. 40-49.
46. Абрамзон С.М. К семантике киргизских этнонимов // Советская этнография. – 1946. – №3.
47. Аминев З.Г. О понятии «биш иль» в эпосе «Урал батыр» // Эпос «Урал батыр» и мифология. – Уфа, 2003. – С.73-75.
48. Кузеев Р.Г. Башкирские шежере. – Уфа, 1960.
49. Кара батыр (из рукописного фонда) // Известия АН Казахской ССР. – 1986. – №1. – С.65-68.
50. Аҡбуҙат // Башҡорт халыҡ ижады. Беренсе китап. Эпос. – Өфө, 1972. – б.145-186 (на башк. яз.).
51. Юлай менән Салауат // Башҡорт халыҡ ижады. Эпос. Өсөнсө китап. – Өфө, 1982. – б.92-126 (на башк. яз.).
52. Георги И.И. Описание народов всех в российском государстве обитающих, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и протчих достопамятностей. Башкирцы. – СПб., 1776. – С.85-103.
53. Заблоцка Ю. История Ближнего Востока в древности. – М.: Наука, 1992.