Источник: З.Г.Аминев, Л.А.Ямаева. Ранние истоки «башкирского ислама» // Исламская цивилизация в Волго-Уральском регионе: сборник материалов IV Международного симпозиума (Уфа, 21-22 октября 2010 г.). – Уфа, 2010. С. 10-14.
Примечание: Печатается с разрешения авторов статьи на историко-краеведческом портале Ургаза.ру.
Башкиры, несмотря на то, что давно приняли ислам и являются народом, принадлежащим к мусульманской культуре, до сих пор сохраняют в общественном сознании элементы доисламского мировоззрения. В этногенезе башкир участвовало множество племен, относящихся к разным этническим мирам (иранский, тюркский, финно-угорский), тем не менее, их мировоззрение, «картина мира» отличаются целостностью и единством, что подтверждает всеобщую закономерность о том, что «совокупность обычаев одного народа всегда отмечена каким-то стилем» [1, C.3]. Мировоззрение, религиозные представления башкир представляют собой систематизированную картину бытия, подчиненную определенной идее, объясняющей устройство мира, человеческого общества и место человека в мире и социуме.
С принятием мусульманства башкирский народ поднялся на более высокий социальный уровень. Но ислам как монотеистическая религиозная система совершенно отличался от их прежних, древних верований. Как же была решена башкирами проблема совместимости ислама и старых религиозно-мифологических представлений? По этому поводу известный исследователь традиционной культуры К.Леви-Строс писал: «Трудно представить себе как одна цивилизация могла бы воспользоваться образом жизни другой, кроме как отказаться быть самой собою. На деле попытки такого переустройства могут привести лишь к двум результатам: либо дезорганизация и крах одной системы – или органический синтез, который ведет, однако, к возникновению третьей системы, не сводимой к двум другим» [2, С.335]. То есть башкирами была создана новая религиозная система, которую условно можно назвать «башкирским исламом». И именно древние религиозно-мифологические воззрения народа определили его специфику.
При изучении древних религиозно-мифологических воззрений башкир, получивших отражение, прежде всего, в их архаичном эпосе «Урал батыр», прослеживается их явная аналогия с восточноиранской религиозной системой, известной в науке под названием митраизм. Согласно точке зрения отечественного востоковеда Б.И.Кузнецова митраизм получил свое название по имени пророка Митры (сокращенное от Митридат / Данный Митрой), жившего в период первых иранских царей династии Ахеменидов. Этому религиозному течению был свойственен четкий дуализм света и тьмы, добра и зла. Носителями света и добра являлись главные боги: Мудрый Ахура (первоначально Небо), Митра (Дневной свет, Солнце) и Анахита (планета Венера). Причем в древнеиранской религии первые два божества были настолько тесно связаны между собой, что представляли собой как бы одно целое. Этим главным богам сопутствовало великое множество светоносных божеств. Напротив, демон (злой дух) и его армия (сонмище нечистой силы) пребывали в царстве тьмы. В области этики митраизм проповедовал те же идеи, которые присущи всякой религии. Каждый человек должен был избегать четырех основных грехов: «убивать, осуществлять нечистое или грязное, воровать и врать» [3, С.119-120]. Митраизму была свойственна удивительная для древней религии терпимость к другим верованиям. Любое божество любой религии могло войти в состав митраистского пантеона при условии принятия этой веры. Одной из основных идей, проводимых в митраизме, была та, что все религии представляют собой, по существу, разновидности одного и того же явления [3, С.116].
При сравнении древнебашкирских религиозных представлений (которые нашли отражение в эпосе «Урал батыр») с учением митраизма можно обнаружить много аналогий и параллелей. Эти параллели прослеживаются при сравнении сюжетов и идейно-композиционных подходов эпоса «Урал батыр» и древнейшей части «Авесты» – «Большой Авесты», созданной, по мнению крупного ираниста Л.А.Лелекова, в дозороастрийский период (до «реформы Заратуштры») [4, С.228-230]. Именно эта часть «Авесты» как и эпос «Урал батыр» пронизана четким дуализмом: во всем мире идет борьба света и тьмы, добра и зла, справедливости и несправедливости, жизни и смерти. Причем этот дуализм другого рода, чем, например, в манихействе, где противопоставлялись две субстанции: материальная и идеальная. В древних сакральных текстах иранцев и башкир положительные и отрицательные черты представлены как в материальном, так и в духовном мире. И долг каждого человека, согласно «Авесте» и «Урал батыру» «помогать добру победить зло». В башкирском эпосе один из персонажей – старик, выпивший из родника с живой водой и обреченный на бессмертие, озвучивает основное кредо митраистского учения: вечно только добро, благие дела, благие мысли и благие слова, они не пропадут ни на этом, ни на том свете, не сгорят в огне и не утонут в воде [5, С.124].
О близости верований древних башкир религиозной системе митраизма свидетельствует и образ Урал батыра. Он объединяет в одном лице двух богов: Ахурамазду и Митру. Как первый он творец «светлого мира», всего живого на земле, а с другой стороны, он, как и Митра – бог Солнца и дневного света [см.: 5].
В пользу нашего тезиса о том, что древние башкиры поклонялись богу Митре, свидетельствует и археологический материал. В частности, среди дахо-массагетских племен раннежелезного века, проживавших на территории Южного Урала (которых уфимский археолог Н.А.Мажитов считает древними предками башкир) имели широкое распространение каменные блюда круглой или прямоугольной формы на широких ножках в виде головы барана или лошади. По мнению Н.А.Мажитова они носили ритуальный характер, так как на дне этих блюд археологи находят остатки красной охры, мела, золы. Видимо, они служили для разведения «священного» огня или для натирания красок, что также символизировало огонь, солнце [6, С.67]. О верованиях дахо-массагетских племен, живущих между Северным Каспием и Южным Уралом писал и Геродот: «… из богов массагеты чтут только Солнце, которому приносят в жертву лошадей. Смысл жертвы тот, что быстрейшему из всех богов подобает быстрейшее животное» [7, С.94]. Отголоски почитания бога Митры были живы у башкир даже в ХХ в. В частности, исследователями зафиксированы факты проведения башкирами некоторых районов РБ митраистского праздника Мехраган, который отмечается в сентябре-октябре. Этот полузабытый праздник отмечается только мужчинами, которые выходят в поле и там целый день проводят праздно, готовя еду, беседуя [8, С.73,74; 9, С.36].
Участие в празднике, посвященном Митре, только мужчин неслучайно. Согласно восточноиранской традиции бог Митра – «грозный богатырь, образец храбрости и бесстрашия. Он мощный воитель, исключительно стойкий в бою». Одновременно он являлся и воплощением храброго и искусного наездника [10, С.246-248].
Митра являлся не только воплощением воинственности, храбрости, но и богом – наставником в религии, богом дружбы, милости и благоденствия и выступал в трех ипостасях: духовный наставник (жрец), богатырь-пахлаван (воин), земледелец и скотовод. Три ипостаси Митры были причиной того, что поклонение ему было распространено во всех социальных слоях древней Персидской державы. И каждый в соответствии со своим социальным статусом, выделял в нем ту ипостась, к которой был более склонен по своему социальному положению [10, С.244].
Среди воинского сословия в древнем Иране выделялась социальная группа всадников, ведущая свою генеалогию от архаичных богатырей-пахлаванов. Появление этой социальной группы было связано с экстенсивным характером скотоводства, требующим объединения земель, регламентации пользования пастбищами, спецификой хозяйства патриархально-семейной общины и огромной ролью войн в жизни древних этносов. Война оценивалась архаичным сознанием как привидение классического хаоса к гармонии, захват – как рост организованного пространства [11, С.89, 90].
По мнению известного археолога Б.И.Вайнберга, в условиях постоянных контактов и столкновений с земледельцами у восточноиранских и среднеазиатских кочевников-воинов усиливается роль тактики ближнего боя. Этим исследователь объясняет появление в V в. до н.э. у саков Приаралья и савроматов длинных мечей, предназначавшихся для рубящего удара с коня в ближнем бою [12, С.126,127].
Среди дахо-массагетских племен Южного Урала (древних предков башкир) длинные двулезвийные мечи (1-1,2 м) получают широкое распространение после V в. до н.э., что, в свою очередь, свидетельствует о появлении на территории расселения древних башкир новой социальной группы – воинов-всадников [6, С.66]. Последнее обстоятельство дает нам основание выдвинуть гипотезу о том, что социальная страта воинов-всадников стала ядром, на основе которого формировался башкирский этнос. В пользу нашей гипотезы говорят многие исторические факты и этнографические материалы. В частности, одна из самых распространенных расшифровок этимологии самоназвания башкирского народа «башкорт» переводится как «главный волк». А древние иранцы волками и псами называли воинов [11, С.48]. То есть, вероятно, название социальной группы со временем превратилось в этноним. Кроме того, среди всех современных тюркоязычных народов только у башкир и туркмен сохранилось ираноязычное звучание слова «всадник» – «hыбай», производное от иранского «аспа» / конь. В обыденном сознании до сих пор сохранилось представление о башкире как о всаднике. Без коня башкира не представляют, башкир, значит обязательно с конем. Даже слово «мужчина» на башкирском языке звучит как «ир-ат», то есть «мужчина-конь» или кентавр.
Еще одним аргументом в пользу нашего тезиса служит головной убор башкирских воинов – островерхая шапка, отороченная мехом лисицы – «колаксын». В башкирском фольклоре эта шапка – непременный атрибут батыра. В древнеиранской традиции шапку такого образца – «венец» - мог носить только богатырь-пахлаван [10, С.248]. В головном уборе такого образца изображен бог Митра на скульптурах эпохи греко-иранской династии Селевкидов и эпохи Римской империи. Башкирскую шапку напоминает и шлем римских легионеров, последователей западного митраизма.
В древнем Иране всадники считались детьми бога Митры и обладали высоким социальным статусом. Их называли «саваран» (по-арабски «асвар») или «джаванмарди» – конные рыцари. Этой социальной группе была присуща собственная этика: «Прежде всего, джаванмард – это человек, который говорит прямо, прямо сидит на коне и прямо посылает стрелу. Джаванмард должен защищать свою родину и своих единоверцев. Если кто-то обратится к нему за защитой и покровительством, джаванмард должен предоставить защиту и, если понадобится, пожертвовать собой ради того, кому обещано покровительство. Он должен быть великодушным и щедрым. Не должен посягать на честь другого. Его руки, сердце, глаза и язык должны оставаться чистыми» [13, С.213]. В основе великодушного и благородного поведения джаванмардов лежали три принципа: «Первый: что говоришь, то и делай. Второй: не поступай против правды. Третий: будь терпелив» [13, С.216]. Этика древнеиранских всадников в эпоху средневековья стала этикой мусульманских моджахедов и слилась с этикой суфизма и «поэтому, когда говорят об этике суфиев, то говорят об этике джаванмарди» [13, С.215,217].
Нормам поведения башкирских батыров присущи многие рыцарские черты древнеиранских всадников. Их описание можно найти во многочисленных произведениях народного фольклора, прежде всего, в исторических эпосах [см.: 14]. О благородстве и порядочности башкир писали и русские исследователи края. В частности, врач и писатель В.М.Флоринский (1833-1899) дает своим современникам-башкирам такую характеристику: «… характерной чертой является их прирожденное чувство порядочности, привычка уважать в другом человеке его человеческую личность и сохранять таковое и в самом себе, редко доводя сознание собственного достоинства до высокомерия или нахальства» [Цит. по: 15, С.112].
Наличие в общественном сознании башкир и суфизме рыцарского этоса стало одной из основных причин принятия народом ислама. Суфийская форма бытования ислама хорошо ложилась на ментальность башкир. В частности, с их свободолюбивым, независимым характером хорошо сочеталась традиция суфийских братств, базировавшаяся на идее духовной автономии от господствующей идеологии и от официальной власти. Контрастность суфизма (идеология «смирения», «упования» на Бога и одновременно идеология повстанческих движений [16, С.206] также не вызывала отторжения у башкир. С одной стороны, для них был характерен философско-соцерцательный тип мышления, с другой стороны – воинственность.
Основную роль в обращении башкир в ислам на раннем этапе сыграли суфийские миссионеры таких братств как Ясавийа и Накшбандийа, проникшие на Южный Урал из городских центров Средней Азии, прежде всего, из Бухары. Это и предопределило преобладающее влияние среди башкир неортодоксального ислама, в котором органично соединились основы суннитского ислама ханафитского толка, суфийских представлений и элементы древней религиозно-мифологической системы – митраизма.
Литература:
1. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. – Новосибирск: Наука, 1988. – 225 с.
2. Леви-Строс К. Первобытное мышление. – М.: Республика, 1994. – 384 с.
3. Кузнецов Б.И. Бон и маздаизм. – СПб.: Евразия, 2001. – 224 с.
4. Лелеков Л.А. Рецензия на книгу М. Бойс «Зороастрийцы, их религиозные верования и обряды» // Народы Азии и Африки. 1981. № 3. С. 225-232.
5. Урал батыр // Башкирское народное творчество. Эпосы. Т. 1 / На башк. яз. – Уфа, 1972. С. 33-134.
6. Мажитов Н.А., Султанова А.Н. История Башкортостана. Древность, Средневековье. – Уфа: Китап, 2009. – 496 с.
7. Геродот. История. – М.: Ладомир Art, 1999. – 738 с.
8. Дорошенко А.Р. Зороастрийцы в Иране (Историко-этнографический очерк). – М.: Наука, 1982. – 133 с.
9. Аминев З.Г., Ямаева Л.А. Региональные особенности ислама у башкир. – Уфа: ДизайнПолиграфСервис, 2009. – 184 с.
10. Бахар Мехрдад. Митраизм и классическая иранская атлетика // Иран-наме. 2008. № 1 (5). С. 242-249.
11. Акишев А.К. Искусство и мифология саков. – Алма-Ата: Наука, 1984. – 176 с.
12. Вайнберг Б.И. Этнография Турана в древности. VII в. до н.э. – VIII в. н.э. – М.: Изд. Фирма «Восточная литература» РАН, 1999. – 359 с.
13. Бахар Мохаммад Таги (Малек аш-Шоара). Джаванмарди // Иран-наме. 2008. № 1 (5). С. 212-221.
14. Башкирское народное творчество. Т. 10. Исторический эпос. – Уфа: Китап, 1999. – 392 с.
15. Буканова Р.Г., Фешкин В.Н. Башкиры в трудах русских ученых и исследователей. – Уфа: Китап, 2007. – 320 с.
16. Прозоров С.М. Суфизм как форма истолкования и бытования ислама // Исламская цивилизация в Волго-Уральском регионе: Материалы III Международного симпозиума. – Уфа, 2008. С.205-207.