Менталитет башкир: особенности национального характера


Источник: Л.А.Ямаева. Менталитет башкир: особенности национального характера // Национальные и языковые процессы в Республике Башкортостан: история и современность: Информационно-аналитический бюллетень № 11 / ИГИ АН РБ. – Уфа, 2010. С. 195-200.

Примечание: Печатается с разрешения автора статьи на историко-краеведческом портале Ургаза.ру.

 

В условиях глобальных изменений основ теоретико-методологической парадигмы всей системы гуманитарного знания в современной России одной из главных проблем исторических исследований становится менталитет. Относительно устойчивая практика научного изучения «mentalitе» связана с творчеством представителей французской школы «Анналов». Новое направление превратилось в доминирующее в исторической науке Франции, в меньшей степени Великобритании и США, в последней трети ХХ в. Новый метод познания истории связан с именами Д.Филда, Ф.Броделя, Ж.Ле Гоффа, С.Московичи и др. Первые попытки интерпретации в российской исторической науке категории менталитета восходят к работам А.Я.Гуревича. В современной отечественной науке отсутствует целостная концепция менталитета, и выделяются, по меньшей мере, три направления по его изучению: анализ общественного сознания; культурологическое направление; историко-антропологические исследования. В башкирской историографии наиболее полно разработано культурологическое направление в изучении менталитета (Д.Ж.Валеев, З.Я.Рахматуллина, З.Ф.Рахматуллина). Отдельные аспекты историко-антропологического направления рассмотрены в работах историка А.З.Асфандиярова, этнографов Н.В.Бикбулатова, Ф.Ф.Фатыховой, З.Г.Аминева, филолога Р.А.Султангареевой.

Современная философская традиция дифференцирует дефиниции «менталитет» и «ментальность». В частности, под «менталитетом» понимается культурно-исторический феномен, отражающий (социально)- психологическую специфику и духовное состояние субъекта истории (личность, социум, этнос и т.п.). Менталитет – это, в сущности, картина мира, в которой отражаются все стороны человеческой жизнедеятельности. Трансляционными механизмами менталитета являются искусство, религия, мифология и др. А под категорией «ментальность» объединяются определенные универсальные базовые конструкты духовной жизни общества, формирующиеся в социокультурном пространстве в отдельные исторические периоды (например, первобытная эпоха, эпоха Возрождения, эпоха капитализма и т.д.). Эпоха, в которой живет индивид, налагает неизгладимый отпечаток на его мировосприятие, предоставляет ему строго определенные виды психических реакций и поведения. Одни и те же черты ментальности обнаруживаются как в коллективном сознании общественных групп, в частности этносов, так и в индивидуальном сознании и творчестве наиболее выдающихся представителей эпохи.

Каждой эпохе соответствует свой «дух времени». Этот «дух времени» немецкий философ Вальтер Шубарт (1897-1942) обозначил как эонический* архетип. Согласно его точке зрения «действие эонического архетипа превосходит рамки наций и рас. Он может охватывать целые континенты» [1, с.9]. Немецкий ученый выделяет в мировой истории четыре архетипа, которые сменяют друг друга и в зависимости от своего доминирования создают четыре прототипа людей: человека гармоничного, героического, аскетического и мессианского. «Они отличаются друг от друга, – по мнению В.Шубарта, – той жизненной установкой, которую люди принимают по отношению ко Вселенной». Четыре предложенных ученым архетипа определяются своими ключевыми установками: гармоничный – согласие с миром; героический – господство над миром; аскетический – бегство от мира; мессианский – освящение мира. Классическими характеристиками гармоничного человека, считал В. Шубарт, обладали гомеровские греки, китайцы эпохи Конфуция и христиане времен готики; героического – древние римляне, романские и германские народы Нового времени; аскетического – индусы; мессианского – первые христиане и русские [1, с.13-14].

Характеризуя гармоничного человека, В.Шубарт писал, что он «воспринимает Вселенную как космос, одушевленный внутренней гармонией и не подлежащий человеческому управлению или упорядочению, а долженствующий быть лишь созерцаемым и любимым. Здесь нет и мысли об эволюции, а лишь полный покой – мир достиг своей цели» [1, с.13]. Именно такое «жизненное чувство» преобладает у кочевника. Земледелец «живет в постоянном страхе перед случайностями, в заботах о будущем, в вечной войне с сорняками, опасаясь града, морозов, засухи, наводнений». Кочевнику-скотоводу же «незнакомы тяготы оседлой жизни; он уверен в неиссякаемой питающей силе матери земли. Для него она не противник, как для землепашца, у которого он вырывает плоды своего труда, а мать, которая и милостива, и щедра». «С древних времен, – отмечает В.Шубарт, – народы скотоводов-кочевников имели мировоззренческое преимущество по сравнению с оседлыми племенами хлебопашцев. Внутренне не обеспокоенные заботами, кочевники имеют достаточно досуга, чтобы предаваться созерцанию. Так они постепенно становятся мечтателями, размышляющими над вечными вещами» [1, с.113].

Черты кочевой ментальности присутствовали и присутствуют до сих пор в менталитете башкир. Так, многие русские исследователи XVIII-XIX вв. отмечали у них такую черту характера как созерцательность. Например, в топографическом описании Уфимского наместничества, составленном неизвестным автором в 1788 г. о башкирах говорится следующее: «… полевая жизнь и прекрасные дни столько им любезны…». И далее ключевая фраза: «… верят в вечность существующего» [Цит. по: 2, с.37, 38].

При этом в оценках русских исследователей доминировало некое чувство превосходства. Они смотрели на башкир с точки зрения европейцев и воспринимали их созерцательное бездействие не как размышление о себе и обретение внутренней независимости, а как праздность или слабость. В частности, гражданский губернатор Оренбургской губернии в 1827-1835 гг. И.Л.Дебу описывая способы хозяйствования башкир, давал им следующую характеристику: «Башкирцы … склонны к пчеловодству, тем более, что сей род занятия, не требуя особого ухода и надзора, доставляет им без хлопот большие выгоды и совершенно соответствует праздной и беззаботной их жизни» [Цит. по: 2, с. 54, 58].

Подобная «беззаботность» по теории В.Шубарта присуща человеку гармоничному, укорененному в вечности, только он «может беззаботно предаваться власти мгновенья». «Такой человек един со своей судьбой. Он не противится ей. … он переносит тяготы судьбы, следуя и смиренно доверяясь ей» [1, с.112, 114]. Такие черты характера, по мнению одного из исследователей Башкирского края, врача и писателя В.М.Флоринского (1833-1899), были присущи башкирам. В своей статье «Башкирия и башкиры: Путевые заметки», вышедшей в 1874 г., он писал: «Сколько раз приходилось мне слышать их жалобы на стесненное положение, на явные обманы, особенно по поводу продажи земель и угодий. Пользуясь их простотой, у них покупали превосходные земли по полтине или по рублю за десятину, и им же отдавали эту землю, назначая ту же цену, как арендную плату в год. Башкиры поймут сделанную им глупость, сожалеют о своей простоте, но не злобствуют. То же самое относительно властей. Несмотря на самые крутые меры, предпринимавшиеся для их цивилизации, они совершенно безропотно подчинялись всем ломкам и нововведениям, несмотря на то, что совершенно не понимали и не признавали их пользы и значения» [Цит. по: 2, с.120].

То, что В.М.Флоринский называет «мерами для цивилизации» башкир, на самом деле было попыткой подчинения их мировосприятия, так называемой европейской «культуре норм». Вот как характеризует эту культуру В. Шубарт: «Европеец ищет порядок в себе – в виде самодисциплины, господства рассудка над влечениями; он ищет его и вокруг себя – в государственном устройстве, в виде господства авторитета над гражданами» [1, с.116]. Совсем другое мироощущение присуще гармоничному архетипу, к которому мы относим башкир: «Большинство жизненных процессов протекало вне правовых рамок, регулируясь обычаем, основанным на доверии к внутренним обязательствам, а не на страхе перед наказанием со стороны государства» [1, с.117].

Приоритет обычного права перед российскими государственными законами был характерен для башкирского традиционного общества, где господствовала та модель человеческих отношений, которую в маргинальной социологии называют «общинной». Община, согласно определению В. Тернера, идентифицируется со сравнительно недифференцированным образованием, состоящим из людей, находящихся в состоянии братства, общности. Это состояние исключает развитое чувство индивидуального начала, то есть индивидуализм. Общение людей в границах общины предполагает равенство, предусматривает отсутствие собственности и агрессивного к ней отношения [3, с.364]. Такое определение в целом характеризует башкирскую родовую общину вплоть до конца XVIII в., юридического собственника вотчинной земли. Но названная социальная структура общества не была пережитком первобытнообщинного строя и социальным устройством, основанным на кровнородственных связях, как о ней писали в советской историографии. Родоплеменная структура общества была основой социального устройства всей кочевой и полукочевой цивилизации и представляла собой в сущности военно-административное, а не кровнородственное деление [4, с.31,32].

Общинная модель человеческих отношений делала востребованной и определенные черты характера членов общества. В качестве иллюстрации нашего тезиса можно привести отрывок из известного труда Н.Д.Никольского (1855-1918) «Башкиры: Этнографическое и санитарно-антропологическое исследование». В 80-е гг. XIX в. Н.Д.Никольский служил земским врачом в Екатеринбургском уезде Пермской губернии и наблюдал жизнь северных и северо-восточных башкир. В своей книге он, в частности, отмечал, что между башкирами «не наблюдается крупных ссор, драк, буйства и т.п. Если и бывают какие-нибудь ссоры, более или менее крупныя недоразумения, то таковыя большею частью разрешаются их муллами, решению которых спорящие почти всегда и подчиняются. Далее, при решении своих общественных вопросов башкиры не проявляют страстности или возбуждения, все у них ведется тихо. За разъяснением своих недоумений они, прежде всего, обращаются к мулле или к старикам. Последние, как и мулла, пользуются большим почетом и уважением со стороны своих соотчичей» [2, с.112].

В пользу присутствия в менталитете башкир определенных черт кочевой ментальности может служить ориентированность башкирского традиционного общества на экстенсивное развитие. Наш тезис опирается на теоретический конструкт российского культуролога И.Г.Яковенко, где понятия «экстенсивное» и «интенсивное» выходят за рамки сферы технологии и экономических отношений и являются характеристиками «отношения человека к природному и социальному универсуму». По мнению исследователя, «склонность к интенсивному или экстенсивному типу деятельности относится к базовым характеристикам социокультурного целого». Более того, считает ученый, можно говорить об экстенсивной или интенсивной модели развития. «Каждая из этих моделей характеризуется определенным отношением к миру и порождает базовый тип личности. Эти типы различаются ментальностью – структурой переживания себя-в-мире, типом осмысления встающих перед человеком проблем и характером решений этих проблем» [5, с.275].

Башкирское традиционное общество мы относим к экстенсивно ориентированным в силу совпадения его базовых характеристик с последними. Одной из основных категорий экстенсивной стратегии бытия является стремление к бесплатным (минимально оплаченным) ресурсам. Такое стремление может быть реализовано в условиях «ресурсной избыточности», когда пригодного для жизни человека пространства больше, чем людей. Ресурсная избыточность пастбищ для скота (до начала XVIII в.) обеспечивала башкирам должное функционирование характерного для них типа хозяйствования – полукочевого яйляжного скотоводства, которое вкупе с лесными промыслами и охотой определяло экстенсивную стратегию их жизнедеятельности.

Экстенсивная или интенсивная ориентированность общества, его тип хозяйствования определяются, прежде всего, природно-климатическими условиями территории проживания этноса. Эти условия В. Шубарт называл духом ландшафта или земли. «Из духа земли вырастает душа народа, - писал ученый. Этот дух определяет его постоянные национальные качества… Силы почвы фундаментальнее и прочнее сил крови… Поэтому, проживая на одной и той же территории, чуждые расы становятся сходными, а родственные, обитая на разных землях, становятся непохожими» [1, с.19, 21]. В то же время, еще раз согласимся с В.Шубартом: «Часто именно победители подпадают под влияние сил, излучаемых чужой землей и взращенной на ней культурой» [1, с.45]. Пример этногенеза башкирского народа как нельзя лучше подтверждает вышеприведенный тезис немецкого философа. На территорию Южного Урала издревле населенную ираноязычными сармато-аланскими племенами приходили и селились отдельные тюркоязычные племена (гунны, кыргызы, кыпчаки, теле и др.). Все они, перекипев в «этническом котле», становились башкирами. Но именно физико-географические условия Южного Урала определяли этногенетические параметры ядра башкирского этноса. Подтверждением нашего вывода, в частности, служит сохранившийся у башкир архаический эпос «Урал батыр». Канва его повествования, фон, на котором разворачиваются его сюжеты, не оставляют сомнений, что «картина мира» башкир сложилась на Урале. В пользу тезиса о том, что башкиры складывались как горный народ, говорят их песни и пляски. Даже недолгое соприкосновение с башкирским народным искусством не оставляет в том никаких сомнений.

Горы же, согласно теории В.Шубарта, порождают определенный человеческий тип. В горах каждая вершина и долина имеют свое название и свою индивидуальность. Это способствует, по мнению философа, укреплению в человеке самостоятельности и независимости [1, с.19, 20]. Русские исследователи Башкирского края одним из отличительных черт его коренного народа называли гостеприимство. Однако, как писал известный краевед Р.Г.Игнатьев, «ухаживая за гостем, даже важным, башкир не снисходит до низкопоклонства, заискивания и т.д., он сохраняет свое достоинство и держит себя независимо» [2, с.111]. Не допускает двусмысленности и характеристика, данная башкирам В.М.Флоринским. У них, по его мнению, «характерной чертой является их прирожденное чувство порядочности, привычка уважать в другом человеке его человеческую личность и сохранять таковое и в самом себе, редко доводя сознание собственного достоинства до высокомерия или нахальства» [2, с.112].

Для экстенсивно ориентированного общества типичен человек-интроверт, погруженный во внутренний мир. Это человек «восточного» типа (к которому мы относим и «гармоничного человека» В.Шубарта), оппонирующий человеку «западному» (в том числе «героическому человеку» В.Шубарта), ориентированному на деятельность, пользу, производство товаров и материальных ценностей. Для интровертов приоритетными являются вербальные элементы в традиционной культуре. Примером может служить широкое распространение у башкир устного народного творчества: эпосов, баитов (сказаний), легенд и преданий, сказок и др. Более того, вплоть до середины ХХ в. функционировал специальный институт сказителей (сәсәнов), которые сохраняли и распространяли древнейшие элементы духовной культуры башкир.

Интровертная ориентированность человека и социума предполагает также предпочтение гуманитарных знаний и наук в ущерб естественным и техническим. Конкретное выражение такая ориентированность получает в мотивах трудовой деятельности, в профессиональной ориентации и фиксируется, в частности, социологическими опросами. Например, результаты репрезентативных опросов, проведенных в 1999, 2000, 2002 гг. известным специалистом Л.М.Дробижевой, показывают, что удельный вес производственной интеллигенции у русских в Башкортостане превышал более чем в 4 раза тот же показатель у башкир [6, с.673].

Подводя итог, необходимо сказать, что изучение менталитета башкирского народа имеет как научную, так и практическую значимость. Научная значимость, несомненно, связана с разрешением таких крупных проблем как этногенез башкир, социальная структура башкирского общества, духовная культура народа, этническая идентичность современных башкир и т.д. Практическая значимость выражается в том, что реализация политических и экономических целей государства, его стабильность невозможны без учета значимого социально-культурного разнообразия населения страны. Социально-культурное разнообразие, в свою очередь, невозможно отобразить без учета ментальных особенностей человека, народа, нации. Нет такой сферы жизнедеятельности социума и его членов, где бы не проявился присущий им менталитет.


Примечание:

* Эон (греч.) – век, эпоха, жизнь, вечность.

1. Шубарт В. Европа и душа Востока / Пер. с нем. – М., 2003.

2. Буканова Р.Г., Фешкин В.Н. Башкиры в трудах русских ученых и исследователей. – Уфа, 2007.

3. Хренов Н.А. Личность лиминарного типа как субъект российской цивилизации и институоционализация ее картины мира в культуре // Пространства жизни субъекта: Единство и многомерность субъектнообразующей социальной эволюции. – М., 2004. С.347-458.

4. Азнабаев Б.А. Теория «кочевого феодализма» и социальное развитие башкирского общества в XVI – первой трети XVIII века // Панорама Евразии. – Уфа, 2008. № 1. С. 28-37.

5. Яковенко И.Г. Познание России: цивилизационный анализ. – М., 2008.

6. Дробижева Л.М. Кому и зачем нужна федерация в России: политический и социально-психологический взгляд на проблему // Федерализм: российское и международное измерения (опыт сравнительного анализа). – Казань, 2004. С.671-678.