Источник: А.В.Судьин. Татаро-башкирская репатриация из Средней Азии и Казахстана (история нескольких семей, прибывших в Белорецкий район; по материалам полевого обследования в селе Сосновка) // Приуральское село: лабиринты социальной неопределенности (сборник статей). – М.: Центр стратегических и политических исследований РАН, 2000. – 103 с. – С.67-82.
Примечание:
Печатается на историко-краеведческом портале Ургаза.ру с ведома автора статьи.
Автор статьи А.В.Судьин был участником научной социологической экспедиции, которая проводилась в июле 1993 г. (совместно с группой ученых из Уральского научного центра РАН) и в августе-сентябре 1994 г. Основным предметом исследования были современные этносоциальные тенденции в жизни сельского населения Башкортостана. В качестве объектов для изучения были взяты несколько сел и поселков в Белорецком районе РБ. Наряду с традиционным для полиэтничного района комплексом вопросов, связанных с отношениями между представителями различных национальностей, участников экспедиции интересовала тема переселения в Башкортостан представителей тюркских народов (татар и башкир) из республик Средней Азии после распада Союза, проблема их обустройства, жизненных ориентации, причин миграции.
Сегодня Андрей Владимирович Судьин является руководителем группы по изучению Урало-Поволжья Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН.
При обсуждении проблемы миграции населения в Россию из ближнего зарубежья под «этническими россиянами» имеются ввиду самые разные категории населения. Нередко данный термин употребляется как синоним понятия «этнические русские». В более широком и, как нам представляется, более точном значении он охватывает людей всех национальностей, чьи исторические корни находятся на территории Российской Федерации.
В отличие от мигрантов, не имеющих в России исторических корней, которые обычно стремятся осесть в южных регионах, похожих по своим климатическим условиям на места их прежнего проживания, этнические россияне-репатрианты часто хотят вернуться на «малую родину» своих предков, где у некоторых из них остались родственники или знакомые. Поэтому значительная часть прибывающих в Россию нерусских репатриантов оседает в бывших автономных республиках. В их числе – Республика Башкортостан.
Как было отмечено выше, национальный состав мигрантов, прибывающих в Башкортостан из стран бывшего Союза, в основном соответствует этнической структуре населения этой республики. При этом следует отметить, что татарские и башкирские репатрианты приезжают главным образом из государств Центральной Азии, то есть из традиционно мусульманского региона, коренные жители которого, кроме таджиков, говорят на языках тюркской группы. Но, несмотря на языковую и религиозную близость к «титульным» нациям, татары и башкиры в значительной своей массе так и не смогли (да и не захотели) полностью интегрироваться в местную культурную среду.
У многих репатриантов татарской и башкирской национальности довольно сильно развито общероссийское и общесоветское самосознание (пожалуй, более сильно, чем у большинства постоянно живущих в Башкортостане татар и башкир). Возможно, это объясняется тем, что, находясь за пределами Российской Федерации, они жили в русскоговорящей среде и сами нередко воспринимались коренным населением как часть русскоязычного национального меньшинства. В этом отношении они, будучи представителями традиционно мусульманских народов, сильно отличались от так называемых азиатско-мусульманских меньшинств, например узбеков Таджикистана или таджиков Узбекистана, которые никогда не относились к русскоязычному населению.
С точки зрения центральноазиатских радикальных националистов, татары и башкиры вследствие своей большей европеизированности не могут считаться настоящими мусульманами. Более того местные национал-радикалы иногда упрекают башкир и особенно татар в том, что те в свое время помогали царской России завоевывать их земли и управлять ими как колониями, например, служа переводчиками в русской администрации.
В силу вышеназванных причин татарско-башкирское национальное меньшинство, проживающее в новообразованных государствах Центральной Азии, в настоящее время испытывает определенный психологический дискомфорт. Положение усугубляется также непростой экономической ситуацией в этих странах. Значительная часть живущих там этнических россиян, в том числе и представителей мусульманских народов Урала и Поволжья, в советский период работала на предприятиях союзного подчинения, а именно эти крупные заводы и фабрики больше всего пострадали от распада экономических связей в рамках бывшего Советского Союза.
Экономические неурядицы и проявления национализма со стороны части коренного населения явились главными причинами репатриации россиян, в том числе и выходцев из Башкортостана, на свою этническую родину. Что касается конкретных обстоятельств, которые обусловили возвращение, то они, конечно, свои особенные, но в чем-то схожие у каждой переселенческой семьи.
С некоторыми из семей репатриантов нам довелось познакомиться и побеседовать во время полевых исследований. По мнению опрошенных нами переселенцев, их судьбы являются во многом типичными и могут считаться почти классическими примерами татарско-башкирской репатриации из стран «ближнего зарубежья».
***
Одной из таких семей является семья Сулеймановых*, переехавшая в Сосновку в конце 1992 г. из Ташкента. К лету 1994 г. она состояла из двух человек: мужа и жены. Их взрослые дети жили отдельно (сын – в Надыме Тюменской области, а дочь – сравнительно недалеко от родителей, в районном центре). Оба члена семьи по национальности татары, уроженцы Башкирской АССР.
60-летний Сабит Рахманович, по профессии экскаваторщик, начинал свою трудовую деятельность в Башкирии – в Белорецке, затем вместе с семьей переехал в Тюменскую область. После нескольких лет работы в Сибири он вернулся на Урал и поселился в Ижевске, в столице Удмуртской АССР, где получил хорошую квартиру и высокооплачиваемую работу по своей специальности. Его жена, 56-летняя Малика Ибрагимовна, кассир по профессии, также не испытавала проблем с трудоустройством, в том числе и в Ижевске.
В целом, Сулеймановы были довольны своей жизнью в Удмуртии. Тем не менее, они «поддались агитации» co стороны своих дальних родственников, звавших их в Среднюю Азию, мотивируя это тем, что климат там более теплый, и снабжение продовольственными товарами лучше». В конце 80-х гг. супруги Сулеймановы обменяв свою ижевскую квартиру на квартиру в Ташкенте, переехали на постоянное жительство в Узбекистан. Их дочь также переехала в Ташкент, в то время как взрослый сын остался в России, поскольку жил отдельно от родителей.
Прибыв на новое место, Сабит Рахманович стал работать на строительстве Ташкентского метрополитена, а его жена снова нашла себе работу в качестве кассира в магазине. Все они прожили в Узбекистане четыре года. Первоначально им все нравилось в этой южной республике. Никакой дискриминации по этническому признаку они не испытывали, поскольку жители многонационального Ташкента традиционно отличались гостеприимством и терпимостью к людям других национальностей и вероисповеданий.
Однако в 90-е гг. ситуация стала резко меняться: одновременно с началом экономического кризиса появились и реальные признаки межнациональной напряженности. Они особенно усилились после распада СССР и образования независимого Узбекистана. Правда официальная политика правящих кругов молодого государства в сфере межнациональных отношений с самого начала была довольно взвешенной, что несомненно сдерживало рост радикального национализма и нетерпимости к «инородцам».
Но, несмотря на это, некоренное население Узбекистана все чаще и чаще сталкивалось с проявлением бытовой ксенофобии, особенно со стороны националистически настроенной части местной молодежи. По словам Малики Ибрагимовны, она не раз слышала в метро, автобусе или магазинных очередях грубые и оскорбительные реплики (как в свой адрес, так и в отношении всего неузбекского населения).
Кровавая резня месхетинских турок в Ферганской области серьезно обеспокоила все некоренное население Узбекистана, в том числе и более чем полумиллионное татарское меньшинство. В республике муссировались слухи, будто и татар скоро ожидает участь турок. При этом со стороны местных националистов можно было слышать высказывания, подобные тому, что «татары никакие не мусульмане и еще хуже русских». Крайне негативно на самочувствие всей неузбекской общины Ташкента повлияли и таджикские события, угроза повторения которых в Узбекистане, возможно сильно преувеличенная заставила многих «русскоязычных» реально подумать об отъезде из этой страны и вообще из Центральной Азии.
Серьезной проблемой для некоренного населения республики стало также незнание узбекского языка, который постепенно стал вытеснять русский, в том числе и в русифицированном Ташкенте, в который приезжало все больше узбеков – выходцев из сельской местности. Для супругов Сулеймановых изучение узбекского языка не представляло особой сложности, поскольку он во многом похож на татарский. Но их дочь, выросшая в русскоязычной среде и плохо владевшая родным языком, узбекский почти не понимала. Причем по своему внешнему виду она очень похожа на узбечку, что создавало дополнительные сложности, поскольку ее, иногда принимали за коренную жительницу Узбекистана, не владеющую родным языком (что, с точки зрения местных националистов, совершенно недопустимо). Недостаточное знание узбекского языка практически лишало ее, как и других представителей молодежи некоренной национальности, возможности получить хорошее образование и сделать успешную профессиональную карьеру в Узбекистане.
Все эти обстоятельства и общая неуверенность в завтрашнем дне вынудили семью Сулеймановых принять решение об отъезде из Узбекистана. Одним из последних поводов для этого послужило сокращение объема информации на русском языке в Ташкентском метрополитене, что было особенно болезненно воспринято Сабитом Сулеймановым (как и многими другими рабочими и инженерами неузбекской национальности, лично строившими это метро). Из таких, вроде бы, мелочей постепенно складывалась общая атмосфера психологического дискомфорта для русскоязычных жителей Узбекистана, многие из которых почувствовали себя чужаками в иностранном государстве.
Решив уехать из Узбекистана, супруги Сулеймановы прекрасно понимали всю сложность реализации этого решения, так как имели большой опыт переездов из одного региона в другой. Однако их последний переезд оказался сложнее предыдущих. Из-за резкого возрастания потока эмигрантов из Узбекистана существенно снизились (в реальном выражении) цены на квартиры в Ташкенте. Сулеймановы продали свою квартиру буквально за бесценок. Не могло быть и речи о том, чтобы на эти деньги купить аналогичное жилье в каком-нибудь российском городе. Поэтому было решено возвратиться на «малую родину» Малики Ибрагимовны, в башкирское село Сосновка, где у нее проживали близкие родственники.
В Сосновке супруги Сулеймановы поселились в служебной квартире, которую им (как новым работникам) предоставило правление колхоза. Фактически – это часть небольшого деревянного сельского дома. Их дочь устроилась в Белорецке, то есть стала жить отдельно от родителей, как и работающий в Тюменской области сын. Перед ним, кстати, тоже стоит задача поиска нового места жительства поскольку он, как и большинство людей, живущих в районе тюменских нефте- и газопромыслов, надеется со временем переехать на «большую землю». Его жена – русская по национальности –родом из Донецкой области Украины. Но они оба категорически отказываются ехать жить в эту республику, считая, что лучше обосноваться где-нибудь в России, может быть, даже в Башкортостане рядом с родителями.
Вообще все Сулеймановы весьма скептически смотрят на перспективы развития большинства новых государств, образовавшихся на территории бывшего СССР, и полагают, что рано или поздно они вновь объединятся с Россией, хотя бы в экономический союз. Но в любом случае они полностью исключают для себя возможность вернуться в Узбекистан. Сохранив теплые чувства по отношению к своим ташкентским соседям и отнюдь не ассоциируя основную массу узбеков с национал-радикалами, они, тем не менее, считают, что сделали правильный выбор, вернувшись в Россию.
Вскоре после переезда Сабит Рахманович устроился на работу в колхозные мастерские, где продолжал трудиться, несмотря на достижение пенсионного возраста. Его жена какое-то время была продавщицей в сельском магазине, но затем ушла на пенсию. Материальное положение семьи Сулеймановых оставляло желать лучшего. Но, несмотря на значительные трудности и большие материальные издержки, связанные с переездом и устройством на новом месте, супруги Сулеймановы не теряли оптимизма и надеялись в будущем улучшить условия своей жизни в Сосновке. При этом они рассчитывали как на собственные силы, так и на помощь своих родных и соседей, с которыми у них с самого начала сложились неплохие отношения. Так, совместно со своими родственниками Сулеймановы начали строить новый дом на окраине села. Хотя это оказалось весьма непростым делом, они все же думали, что им удастся завершить строительство и уже в ближайшее время окончательно наладить свой быт. И вообще они надеялись, что смогут нормально устроиться в селе и никогда не станут сожалеть о своем решении вернуться в Башкортостан.
***
Супруги Нуридзиновы – Мансур Кадырович и Нурия Касымовна – переехали в то же село из Казахстана в 1994 г. Им обоим тогда было по 64 года. По национальности они башкиры, местные уроженцы, долгое время жившие и работавшие в одном из сел Белорецкого района, где у них был свой дом с приусадебным хозяйством. Однако в 60-е гг., поддавшись на уговоры знакомых, семья Нуридзиновых решила переселиться в Кустанайскую область, расположенную в северной части Казахской ССР, в один из целинных совхозов. Там они прожили около тридцати лет.
К середине 60-х гг. население Северного Казахстана было в основном неказахским и состояло главным образом из русских, украинцев и других переселенцев-целинников. Там проживало также значительное число советских немцев, выселенных из Поволжья в 1941 г. Главным языком межнационального общения во всем североказахстанском регионе был русский. Такое положение сохранялось вплоть до конца 80-х гг., несмотря на некоторый рост доли казахов в общей численности населения (за счет более высокой рождаемости).
В 90-е гг. в Казахстане, как и в большинстве бывших советских республик, межнациональные отношения заметно обострились. Рост национального самосознания казахов – явление вполне закономерное и объяснимое – к сожалению, сопровождался и проявлениями крайнего национализма. Распространение радикальных националистических взглядов среди части казахского населения, прежде всего молодежи, было в какой-то степени протестом против русификации Казахстана (особенно северных областей республики, где казахи давно уже составляли меньшинство и, живя в русскоязычной среде, сами иногда лучше говорили по-русски, чем на своем родном языке).
После распада СССР и образования независимого Казахстана, проживающие там миллионы этнических россиян, неожиданно для себя оказались на положении национального меньшинства в иностранном государстве. Многие из них были психологически не готовы к этому (тем более, что часть русскоязычных казахстанцев по праву может быть отнесена к коренному населению этой страны, поскольку их предки переселились туда еще несколько столетий назад).
Многие жители Казахстана, не относящиеся к «титульной» нации, внезапно почувствовали себя как бы людьми второго сорта. Правда, нельзя сказать, что они стали подвергаться открытой дискриминации. Формально они остались равноправными гражданами Республики Казахстан. Более того, русский язык в этом молодом государстве получил статус языка межнационального общения (несмотря на активные протесты радикальных казахских националистов). Это обстоятельство, несомненно, способствовало смягчению межнациональной напряженности, особенно в северных, преимущественно русскоязычных областях.
В целом положение этнических россиян в Казахстане было лучше, чем во многих других республиках бывшего СССР. Однако завуалированная дискриминация неказахского населения республики все же существовала. Об этом свидетельствовал, хотя бы, национальный состав руководящих кадров, в том числе и в северных областях где казахи, составляя явное меньшинство, заметно преобладали среди местного руководства, особенно среди руководителей высшего звена В связи с этим неказахское население испытывало определенные опасения относительно своего будущего и особенно будущего своих детей, полагая, что те вряд ли смогут рассчитывать на достойное положение в обществе при кадровой политике, основанной на этнических принципах.
Раньше у русскоязычных жителей Казахстана был определенный выбор. Являясь гражданами единого СССР, они, при желании всегда могли попробовать поступить в учебное заведение или найти подходящую работу в России и других союзных республиках. Существовали, конечно, определенные сложности при поступлении на работу, связанные с пропиской. Но их можно было обойти, например, завербовавшись работать на Севере или по «лимиту», а также получив вызов с какого-либо предприятия. Тысячи казахстанцев, включая и самих казахов, в 70-е и 80-е гг. уехали жить и работать в другие республики СССР. Еще большее их число выезжало туда на учебу или стажировку.
Многие жители республики, особенно относящиеся к национальным меньшинствам, хотели бы и в будущем сохранить возможность такого выбора. Поэтому они не спешили с принятием казахстанского гражданства, надеясь сохранить (в какой-либо новой форме) свое прежнее советское гражданство или же стать гражданами России. Большие надежды при этом возлагались на идею создания Евразийского Союза (не поддержанную, однако, большинством стран СНГ, в том числе и Россией) и на закон о двойном гражданстве, который, несмотря на пожелания местного русскоязычного населения, так и не был принят в Казахстане.
Жители этого государства, не относящиеся к «титульной» нации, столкнулись с весьма непростой дилеммой: или стать казахстанскими гражданами (и соответственно –иностранцами по отношению к своей исторической родине), или же, приняв гражданство другого государства, например, России, превратиться в иностранцев в той стране, где они живут. Стремясь избежать и того и другого, некоторые из них предпочли вообще уехать из Казахстана. Именно так поступили и супруги Нуридзиновы, для которых необходимость принятия казахстанского гражданства стала, по их признанию, одной из главных причин возвращения на родину. Изменение гражданства для них было равносильно изменению своей национальности, то есть превращению из башкир в казахов, что они не захотели, да и вряд ли смогли бы сделать, несмотря на свою языковую и религиозно-культурную близость к казахам.
Была и другая немаловажная причина, повлиявшая на решение Нуридзиновых уехать из Казахстана – экономическая. Длительное время, проработав в совхозе комбайнером, Мансур Кадырович получал пенсию, намного меньшую той, которая полагалась бы ему, живи он в Российской Федерации. При этом цены на основные товары в Казахстане к началу 1994 г. были вполне сопоставимы с российскими. Резко отличались лишь цены на жилье – из-за эмиграции неказахского населения республики, вызвавшей рост предложения на рынке недвижимости. Поэтому семья Нуридзиновых не могла рассчитывать, что на деньги, полученные за их дом в Казахстане, им удастся купить приличное жилье у себя на родине – в Башкортостане. Продать же свой дом дороже они не могли, поскольку казахи, заинтересованные в покупке домов, продаваемых эмигрантами, не спешили предлагать высокие цены, считая, что в будущем (если начнется массовый выезд национальных меньшинств) цены упадут еще ниже.
Невозможность покупки нормального жилья в России привела к тому, что все трое взрослых детей супругов Нуридзиновых в конце концов решили остаться в Казахстане. Их сын, которому по наследству достался родительский дом, категорически отказался продавать его за бесценок. Таким образом, в Россию вернулось лишь старшее поколение семьи Нуридзиновых, хотя одной из целей возвращения было, по-видимому, создание своего рода резервной базы – на случай внезапного вынужденного переезда детей и их семей. Впрочем, Мансур Кадырович и Нурия Касымовна отнюдь не пессимисты и поэтому вполне допускают, что их дети смогут нормально прожить и в независимом Казахстане, который фактически является их родиной.
В то же время их собственное решение вернуться в Башкортостан – окончательное и бесповоротное. Это возвращение было весьма непростым и связанным со значительными материальными издержками. Не имея возможности расплатиться за переезд деньгами, супруги Нуридзиновы заплатили за него «натурой» – за корову и теленка они наняли грузовик с прицепом. Весь путь, длиной в несколько сотен километров, они преодолели за один день. Часть пути пришлось проехать по бездорожью – в обход таможен. Не зная точно таможенных правил и, видимо, вообще не доверяя таможенным служащим, Нуридзиновы опасались, что им не разрешат вывезти весь их багаж, включая оставшуюся часть личного скота, которую они не стали продавать в Казахстане, а взяли с собой. Переезд был довольно трудным. Несколько раз грузовик чуть не перевернулся, преодолевая ямы и ухабы. При этом пассажирам пришлось всю дорогу сидеть вместе с водителем – в тесной кабине, в то время как в кузове перевозился скот: корова, бычок, телка, пять овец и около десятка кур, а в прицепе – остальной нехитрый багаж переселенцев.
Преодолев все трудности пути, семья Нуридзиновых в целом благополучно доехала до Сосновки. Это село было выбрано не случайно, поскольку в нем жили родственники Нурии Касымовны и Майсура Кадыровича, на помощь которых можно было рассчитывать. Приехав почти без денег, Нуридзиновы не имели возможности купить себе дом. Будучи пенсионерами, они не могли рассчитывать и на служебную квартиру. Поэтому семья Нуридзиновых арендовала один из пустующих домов села – договорившись платить за аренду не деньгами, а молоком. Впрочем, с молоком у них вскоре возникли проблемы. Их корова, привыкшая к казахским степям и определенному корму, очень плохо прижилась на новом месте и давала все меньше молока, а поменять ее на другую корову было очень сложно и дорого. Однако в целом материальное положение переселенцев не только не ухудшилось, но даже улучшилось – за счет получения гораздо более высокой, чем в Казахстане, пенсии.
Несмотря на то, что переезд и устройство на новом месте породили немало проблем, Мансур Кадырович и Нурия Касымовна считают, что у них было бы не меньше проблем, правда другого характера, останься они в Казахстане. Единственное, что их сейчас серьезно беспокоит – это судьба детей. Они очень надеются, что их детям не придется спешно уезжать из Казахстана вследствие обострения межнациональных отношений или по каким-либо другим причинам. Они также надеются на сохранение дружественных отношений и «прозрачность» границ между Российской Федерацией и Республикой Казахстаном, чтобы в будущем они и их дети могли свободно ездить друг к другу в гости.
***
В отличие от супругов Нуридзиновых, сохранивших определенную связь с Казахстаном и живо интересующихся всем, что происходит в этой республике, две семьи Рустамовых (старших и младших), прибывшие из Таджикистана в 1994 и 1993 гг., полностью «сожгли за собой мосты». Приехав на новое место жительство, они поселились вместе: престарелые родители и их сын с женой и тремя детьми. Но прежде, в Таджикистане, Рустамовы-старшие проживали отдельно от семьи своего сына.
Карим Рустамович Рустамов, которому к моменту переезда в Башкирию было 60 лет, является уроженцем Средней Азии. Своих родителей он не помнит, но знает, что они были узбеками. Сам он воспитывался в детском доме, в русскоязычной среде. До отъезда из Таджикистана он много лет прожил в Орджоникидзеабаде, где работал слесарем на автобазе. На той же автобазе работала и его жена, 69-летняя Фатима Хасановиа. Она по национальности – татарка, родом из Белорецка. Ее отец, знатный сталевар Белорецкого металлургического комбината, депутат Верховного совета Башкирской АССР, в 1939 г. был направлен на работу в Таджикистан. Во время Великой Отечественной войны он ушел на фронт и пропал без вести. Его жена и дети, в том числе и дочь Фатима, после войны решили не возвращаться в Башкирию, а так и остались жить в Таджикистане, ставшем для них второй родиной.
У Карима и Фатимы Рустамовых три взрослых сына. Все они сейчас живут в России, причем у двух младших сыновей жены – русские. Старший, 38-летний сын Фарид, сейчас проживающий с отцом и матерью в Башкортостане, женат на татарке (уроженке Андижанской области Узбекистана), которая до замужества жила со своими родителями в разных уголках Средней Азии и Казахстана – от Караганды до Памира.
Для Рустамовых – как старших, так и младших – характерно четко выраженное общесоветское самосознание. Во время бесед с ними они неоднократно подчеркивали, что считают себя прежде всего советскими людьми и лишь потом уже – узбеками и татарами (по этническому признаку) или же таджикистанцами и россиянами (по прежнему и нынешнему месту жительства). Но не исключено, что уже в ближайшее время они станут относить себя в первую очередь к россиянам – во всяком случае, их российское самосознание все более и более усиливается. Уже сейчас процессы, происходящие в России, их интересуют в большей степени, чем то, что происходит в Таджикистане. Они окончательно решили не возвращаться в эту республику, даже если ситуация в ней нормализуется и появится реальная возможность для возвращения.
Само решение переехать в Россию Рустамовы приняли сравнительно недавно и лишь под влиянием внешних обстоятельств. Еще несколько лет назад им даже в голову не приходила мысль покинуть Таджикистан. По их словам, социальная обстановка, в том числе и в сфере межнациональных отношений, в республике была довольно стабильной вплоть до конца 80-х гг., а конкретно – до того момента, как в Душанбе появилась небольшая группа армянских беженцев из зоны Спитакского землетрясения. Фарид Каримович Рустамов, по профессии техник, работник треста «Таджикгидроэнергострой», вместе с группой других рабочих из Таджикской ССР лично участвовал в ликвидации последствий этого землетрясения и, будучи в Армении, подружился со многими местными жителями. Вернувшись домой в Орджоникидзеабад, он был неприятно поражен кампанией, которая развернулась из-за нелепых слухов о том, что армянам будут предоставляться дома и квартиры за счет таджиков. Эти слухи породили среди националистически настроенной части таджикского общества ксенофобию, которая распространилась не только на армян, но и на остальные этнические меньшинства, в том числе и на представителей мусульманских народов (несмотря на то, что национализм в Таджикистане с самого начала имел ярко выраженную исламскую окраску).
По словам Фарида Каримовича, подобные проявления ксенофобии, сопровождавшиеся религиозным экстремизмом, имели место лишь в центральных и южных районах Таджикистана и почти не коснулись северной Ленинабадской области, где жили родственники его жены, Раисы Хафизовны. Опасаясь дальнейшего ухудшения социальной обстановки, Фарид и Раиса Рустамовы в 1992 г. решили переехать со своими тремя детьми под Худжанд (бывший Ленинабад). Свою однокомнатную квартиру они продали знакомому таджику, имевшему семерых детей (хотя даже для их семьи из пяти человек она была очень тесной). Возможно, плохие жилищные условия в Орджоникидзеабаде также повлияли на решение о переезде в другой город. Но это, по словам Рустамовых, было все же не самым главным фактором, поскольку в нормальной экономической и социально-политической ситуации они не стали бы никуда уезжать, рассчитывая со временем получить другую, более просторную квартиру. Главными же причинами отъезда были общее ухудшение социальной обстановки и опасение дальнейшего роста межнациональной напряженности и исламского экстремизма.
Денег, вырученных за квартиру, хватило лишь на контейнер для перевозки личных вещей. Переехав на новое место жительства, Рустамовы поселились у родственников Раисы Хафизовны, имевших собственный дом. В целом переселенцы неплохо устроились в Ленинабадской области. Жилищные условия у них стали лучше, чем прежде. С работой также не было проблем: Фарид Каримович устроился экспедитором на завод низковольтной электроаппаратуры, а Раиса Хафизовна – рентген-лаборантом в больницу. Но, несмотря на это, они прожили под Худжандом лишь год и, в конце концов, решили уехать Россию, поскольку в условиях острейшего экономического кризиса в Таджикистане их реальное материальное положение стало резко ухудшаться. Родственники Раисы Хафизовны также собрались покинуть республику. Решено было продать дом с садом, а вырученные деньги израсходовать на переезд всей родни из Таджикистана в Российскую Федерацию. Супруги Рустамовы направились в Белорецк – на родину матери Фарида Каримовича. Старший брат Раисы Хафизовны также переехал в Башкортостан – в город Сибай, а остальные ее ленинабадские родственники – в Калужскую область.
В отличие от причин, вынудивших Фарида и Раису Рустамовых уехать из Орджоникидзеабада на север республики, главные причины их окончательной эмиграции из Таджикистана носили в основном экономический характер. При этом Фарид Каримович в целом хорошо отзывался о тогдашней социальной обстановке в Ленинабадской области – в то время наиболее стабильной в политическом отношении во всей республике.
Что же касается Южного и Центрального Таджикистана, то там социальная напряженность переросла в кровопролитную гражданскую войну. В этих условиях большинство некоренного населения данных регионов стремилось, во что бы то ни стало покинуть зону боевых действий. Оба брата Фарида Рустамова также уехали со своими семьями из Таджикистана – один в Самарскую, а другой в Оренбургскую область России. В то же время их родители продолжали оставаться в бывшем Орджоникидзеабаде, переименованном в Кофарнихон. Ситуация там становилось все более тревожной и напряженной. дело дошло до того, что узбеку Кариму Рустамовичу Рустамову предлагали развестись с его женой-татаркой (поскольку татары, как уже отмечалось, с точки зрения местных националистов и религиозных радикалов, не являются «истинными» мусульманами), хотя Фатима Хасановна – глубоко верующая мусульманка, гораздо более религиозная, чем ее муж, воспитанный советском детском доме.
Несмотря на все эти обстоятельства, обоим уже пожилым супругам тяжело было покинуть город, в котором они прожили большую часть жизни. К тому же им жаль было бросать с большим трудом освоенный загородный земельный участок и продавать за бесценок свою квартиру. На примере своих трех сыновей, уехавших из Таджикистана, они видели, как трудно переселенцам устроиться на новом месте.
Все их дети, переехав в Россию, столкнулись с острейшей жилищной проблемой. Младшие сыновья, не имея возможности приобрести дом или квартиру, вынуждены были вместе с семьями поселиться в общежитиях. Что касается старшего сына, Фарида, то он, приехав летом 1993 г. в Белорецк, первое время жил у своих родственников. С самого начала он поставил перед собой задачу поиска такой работы, которая давала бы право на получение служебной квартиры. В конце концов, такая работа (в качестве кочегара котельной) была найдена в поселке Сосновый Бор – на спортивно-оздоровительной базе, принадлежащей Белорецкому металлургическому комбинату. Впоследствии Фарид Каримович стал на этой же базе инструктором по физкультуре – он получил эту должность потому, что в прошлом сам был спортсменом и даже достиг неплохих результатов в настольном теннисе, весьма популярном в Таджикистане.
Первоначально (до приезда Рустамовых-старших) Фарида Каримовича и Раису Хафизовну с тремя их детьми вполне устраивала предоставленная им трехкомнатная квартира, хотя по площади она была сравнительно небольшой, а ее качество (отсутствие горячей воды и канализации) оставляло желать лучшего. Привыкшие к теплому климату переселенцы в свою первую зиму на Урале часто простужались. Однако это не изменило их твердое решение остаться жить в этих краях. Постепенно они привыкали к уральским холодам, а у Фарида Каримовича даже появилось желание в будущем всерьез заняться с детьми зимними видами спорта. Семье Рустамовых-младших вообще понравилась суровая, но красивая природа восточной, горной части Башкирии. Это, кстати, одна из причин, почему они не жалеют, что не смогли устроиться в городе, а вынуждены были переехать в сельскую местность. Будучи с рождения горожанами, они, тем не менее, строят серьезные планы относительно разведения домашнего скота, выращивания овощей и т.д., надеясь, что смогут сами себя обеспечивать молоком и некоторыми другими продовольственными продуктами (тем более что в поселке Сосновый Бор имеются необходимые для этого условия).
Взаимоотношения с соседями у Рустамовых-младших сложились в целом неплохие, хотя на первых порах не обошлось без некоторых конфликтов, которые, впрочем, были быстро улажены. Вообще к переселенцам во всей округе относятся вполне терпимо и даже доброжелательно. Ни о какой дискриминации не может быть и речи. Причем это касается не только тех, кто ранее жил (или чьи предки жили) в этих краях, но и тех, кто не имеет здесь каких-либо корней.
У родителей Фарида Каримовича переехавших в Сосновый Бор летом 1994 г., также сложились нормальные отношения с соседями по поселку. Однако в целом привыкание к новому месту жительства дается им тяжело, особенно Кариму Рустамовичу. Он и его жена до последнего момента не хотели уезжать из Таджикистана, но у них просто не было другого выхода. Дом в Кофарнихоне, где они жили, оказался в самом эпицентре жестоких 6oев и полностью разрушен. Лишившись крова, Рустамовы-старшие вынуждены были уехать к своим детям в Россию. Погостив какое время у младших сыновей, они, в конце концов, переехали жить к старшему сыну, единственному, кто имел отдельную квартиру.
Таким образом, в одной, не такой уж большой по площади, служебной квартире, разместились сразу семь человек. Чтобы как-то улучшить жилищные условия, Карим Рустамович, по примеру своего сына Фарида. решил найти на спортивной базе или в расположенном рядом колхозе какую-нибудь работу, дающую право на получение служебного жилья. Он понимал, что ему как пенсионеру, сделать будет это непросто, но все же надеялся на лучшее и рассчитывал осуществить свой замысел уже в ближайшие месяцы после переезда.
Трудолюбивые и не боящиеся никакой работы Рустамовы вообще рассчитывают прежде всего на собственные силы, но в какой-то степени полагаются и на помощь государства. Сразу же после приезда к Фариду Каримовичу его родителей Белорецкий районный отдел социального обеспечения пообещал предоставить им материальную помощь как беженцам из одной из «горячих точек». Кроме того, размер получаемой Рустамовыми-старшими пенсии с самого начала превысил размер пенсий, установленных для них в Таджикистане. Так, уже летом 1994 г. Карим Рустамович стал получать не 24 тысяч, как прежде, а 74 тысяч рублей в месяц.
В целом, Рустамовы – и старшие и младшие – считают, что им не так уж плохо устроиться на новом месте – особенно по сравнению с тем, что ожидало бы их, останься они в Таджикистане. Но, конечно, им всем обидно, что практически приходится начинать жизнь сначала. Особенно болезненно переживает это старшее поколение Рустамовых. Да и для младшего поколения два переезда не могли пройти бесследно. За два года детям Фарида Каримовича и Раисы Хафизовны пришлось дважды привыкать к новой школе и новым друзьям. Кстати, в прежних школах они изучали таджикский язык, который фактически стал для них вторым родным языком (после русского), а один из них даже посещал специальные курсы по изучению Корана на арабском языке. Трудно сказать, в какой степени полученные знания пригодятся ему в будущем. Не исключено, что в условиях начавшегося в Башкортостане пробуждения интереса к Исламу знакомство с Кораном окажется весьма полезным. Этого, однако, нельзя сказать о таджикском языке. Велика вероятность того, что усилия, потраченные на его изучение, окажутся напрасными из-за отсутствия языковой среды. Не только дети, но и их отец, Фарид Каримович, очень сожалеет о том, что не имеет возможности поговорить с кем-либо из друзей или соседей по-таджикски, который он считает очень красивым языком.
Рустамовы вообще высоко отзывались о таджикской культуре и с теплом вспоминали своих друзей-таджиков. Но в то же время они испытывают некоторую обиду на страну, которую считали своей родиной и в которой, прожив и проработав долгие годы, они, в конце концов, оказались в положении «чужаков». Они очень надеются, что в Башкортостане подобного не случится. И для такой надежды есть реальные основания. В этой республике, по крайней мере, в восточной ее части, не отмечено каких-либо серьезных проявлений межнациональной напряженности или религиозного экстремизма, и трудно представить, что это может произойти в обозримом будущем.
***
Относительная стабильность социальной обстановки, в том числе в сфере межнациональных и межконфессиальных отношений, несомненно, способствует тому, что в Башкортостане переселяется все большее число иммигрантов. Среди них есть и те, кто не имеет здесь своих исторических корней. Однако они пока составляют явное меньшинство среди переселенцев, ибо трудно устроиться на новом месте абсолютно самостоятельно, без помощи живущих здесь родственников. Впрочем, иногда такую помощь оказывают и просто друзья или знакомые. Например, в том же доме при спортивной базе в Сосновом Бору, где сейчас живут Рустамовы, недавно поселился демобилизованный солдат родом из Узбекистана, русский по национальности. Он приехал сюда по приглашению своего армейского друга, местного уроженца, который помог ему найти жилье и работу.
Конечно, государственные организации также оказывают помощь переселенцам, особенно тем, кто официально отнесен к разряду беженцев из «горячих точек». Им выдаются денежные пособия, и оказывается помощь в трудоустройстве и в поиске жилья. Иммигрантам, не имеющим статуса беженцев, которые составляют большинство, также, по возможности, помогают найти жилье и работу. Но положение осложняется тем, что основная масса иммигрантов – бывшие горожане. Поэтому они стремятся поселиться в городах, где найти свободное жилье, гораздо труднее, чем в сельской местности.
В восточной части Башкортостана, как и в других районах Урала, имеется целый ряд пустующих поселков при заброшенных шахтах и рудниках. Они могли бы стать базой для компактного размещения переселенцев – в случае их массового наплыва в республику. Но пока большинство иммигрантов, согласных поселиться вне городов предпочитает жить в крупных селах, даже если они сами или их предки были родом из мелких деревень и поселков. В этом отношении они мало чем отличаются от местных жителей, которые также при возможности предпочитают переехать в крупные села, вроде Сосновки, где лучше развита физическая и социальная инфраструктура и имеются более широкие возможности найти хорошую работу. Однако в крупных селах, в отличие от «неперспективных» деревень и поселков довольно трудно найти пустующие дома. Хотя и это в принципе возможно, о чем свидетельствует пример супругов Нуридзиновых.
Но, все же, более эффективным представляется путь, по которому пошли семьи Сулеймановых и Рустамовых, – то есть поиск служебного жилья. Для этого, в свою очередь, необходимо найти соответствующую работу. Это вполне реально, учитывая, что многие иммигранты имеют хорошую профессиональную подготовку, в том числе и по техническим специальностям. Правда, данный путь получения жилья возможен лишь при незначительном числе переселенцев, прибывающих в то или иное село – в противном случае на всех просто не хватит рабочих мест и квартир.
Наиболее надежным способом приобретения жилья является покупка собственного дома. Но для иммигрантов, продавших за бесценок свои прежние дома или квартиры и едва набравших денег на переезд, этот путь представляется маловероятным. Гораздо дешевле самим построить дом – предварительно проработав определенное время в колхозе, совхозе или на лесозаготовке и получив право на земельный участок под строительство. Одним из вариантов решения проблемы могло бы стать предоставление специальных ссуд переселенцам на строительство жилья. А возвращать эти ссуды они смогли бы за счет доходов от приусадебного хозяйства.
Надо сказать, что иммигранты, в основной своей массе прибывающие в Башкортостан из южных регионов с развитым сельским хозяйством, привыкли работать на земле. Даже те переселенцы, которые прежде жили в городах Центральной Азии, нередко имели загородные земельные участки и активно занимались выращиванием фруктов и овощей. Многие из них хотели бы заниматься этим и на своем новом месте жительства, в восточной части Башкортостана, где приусадебное садоводство пока не получило большого развития – в основном из-за суровых климатических условий. Так, супруги Сулеймановы, после завершения строительства своего дома в Сосновке, предполагают соорудить там теплицы и посадить специальные морозостойкие сорта фруктовых деревьев. А семья Рустамовых вообще, как уже отмечалось, планирует заниматься не только огородничеством или садоводством, но и разведением молочного скота.
Хочется надеяться, что эти семьи бывших горожан, как и исконно крестьянская семья Нуридзиновых, смогут наладить свою жизнь в сельской местности – тем более что им удалось сравнительно успешно пройти сложный первоначальной адаптации.
Судя по всему, большинство иммигрантов, прибывших за последние годы в Башкортостан, смогли, несмотря на все трудности, получить работу и найти какое-либо жилье. Пока еще поток переселенцев в эту республику не достиг критической отметки, за которой возникли бы серьезные сложности с их размещением и трудоустройством. Какими темпами и до какого уровня будет дальше расти число переселенцев, и какие в связи с этим могут появиться проблемы? Это зависит не столько от ситуации в самом Башкортостане, сколько от иммиграционной политики в общероссийских масштабах и от положения национальных меньшинств тех странах «ближнего зарубежья», откуда идет основной поток иммигрантов.
Примечание: * Здесь и далее реальные фамилии, имена и отчества изменены.