Малые культовые объекты в Башкирском Зауралье: к постановке проблемы


Источник: З.Г.Аминев, В.Г.Котов, В.В.Овсянников, Н.С.Савельев. Малые культовые объекты в Башкирском Зауралье: к постановке проблемы // Урал-Алтай: через века в будущее: Материалы V Всероссийской тюркологической конференции, посвященной 80-летию Учреждения Российской Академии наук Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН. Уфа, 2012. Кн.2. – 132 с. – С.6 – 20.

Примечание: Печатается с разрешения одного из авторов статьи на историко-краеведческом портале Ургаза.ру с целью популяризации научных исследований на юго-востоке Башкортостана. Печатается без установки рисунков.

 

Башкирские этнографы и археологи не раз обращали внимание на разнообразные культовые объекты на вершинах гор и возвышенностях в пределах Башкирского Зауралья. Некоторые объекты фиксировались как древние сооружения без их этнографической интерпретации. И только в последние годы они привлекли к себе внимание в ходе создания заповедника «Ирендык», когда были обнаружены комплексы разнообразных культовых объектов, включающие древние курганы и этнографические объекты. В отдельных работах эти объекты рассматривались как проявления культа гор [3; 4; 7; 14; 15; 24]. Большая часть объектов выявлена на Восточном склоне Южного Урала в пределах Хайбуллинского, Баймакского и Учалинского районов. Они распространены от Оренбужья до севера Учалинского района Башкортостана. Многие объекты до настоящего времени воспринимаются местным башкирским населением как места поклонения.

В данной статье предпринята попытка первичного осмысления малых культовых объектов (караскы, менгиров, круглых и квадратных каменных курганов, квадратных и круглых выкладок и стенок и т.д.) как исторического феномена башкирской традиционной культуры в сравнительно-историческом контексте урало-алтайского культурного пространства.


Классификация объектов

1. Древние каменные курганы («аулия») – для почитания используются древние погребальные сооружения (курганы), как правило, относящиеся к эпохе раннего железа, как с более поздними объектами поверх насыпи и вокруг нее, так и без них:

– почитаются курганы без дополнительных сооружений;

– вокруг насыпи сооружен невысокий бортик из камней, повторяющий форму насыпи;

– на древней насыпи сооружена четырехугольная выкладка-стенка, нередко с установкой вертикальных стел-менгиров, в том числе и антропоморфных;

на вершине насыпи установлен «караскы».

2. Караскы – одиночные и комплексы:

– одиночные высокие (до 2 м) пирамиды, в основании квадратные или прямоугольные, сложенные из дикого камня без раствора. Наиболее высокие установлены на вершинах гор, меньших размеров – у подножия;

– комплексы из «караскы», от 3 до 7 пирамид, по конструкции как одиночные, но расположены группой.

3. Менгиры (сансканташ, абейташ, кулунташ) – одиночные и комплексы, в т.ч. антропоморфные стелы:

– вертикально установленные необработанные камни стеловидной формы;

– вертикально установленные камни с обработанной верхней частью, придающей антропоморфный облик;

– группа менгиров, установленных в ряд – «аллеей».

4. Квадратные каменные курганы – площадки, высотой до 1 м и размерами около 3×3 м, сложенные из дикого камня без раствора. Расположены на вершинах гор. Встречаются как одиночно, так и попарно. Два кургана раскопаны. В основании, на дневной поверхности – небольшое кострище, других находок нет.

5. Квадратные каменные ограды – выложены из природного камня, высотой не более 0,2-0,3 м над современной поверхностью. Исследованные ограды, кроме следов кострищ и иногда костей животных, других находок не содержали.

6. Прямоугольные каменные ограды – выложены из природного камня без раствора, аналогично надгробным сооружениям на действующих башкирских кладбищах, нередко оформлены с помощью современных строительных материалов.

7. Каменные кольца – выкладки округлой формы, сложенные из природного камня высотой не более 0,2-0,3 м. Встречаются кольца с каменными пирамидками в центре. Как правило, в пирамидке остатки деревянного шеста. Внутри колец встречаются кострища и обожженные кости животных.


Этнографические свидетельства

На господствующих вершинах гор в Башкирском Зауралье башкирское население до наших дней складывает из камней достигающие иногда нескольких метров сооружения в виде столбов, колонн и маленьких куч и горок, которых они называют караскы. Такие сооружения были зафиксированы в Хайбуллинском, Баймакском, Абзелиловском, Кугарчинском районах РБ, а также около башкирских аулов Оренбургской области.

Со слов информаторов, их в настоящее время складывают пастухи. Опрос, живущих среди башкир русских, показал, что караскы делаются только башкирами. Сами же пастухи, сооружающие караскы, неохотно идут на контакты и стараются уйти от прямого ответа о предназначении этих караскы, объясняя все традицией, что так делали до них старики. Проведенный тщательный опрос чуть ли не всех взрослых жителей близлежащих башкирских аулов позволил нам установить, что караскы сооружались не только пастухами, но и другими жителями близлежащих аулов. Сооружались они только духам гор и Земли-воды (ер-һыу), и только на своей территории. Как сообщила информатор Баймухаметова М., (1923г.р.) из деревни Баиш Баймакского района РБ, раньше караскы складывали дивана «юродивые дервиши», которые объясняли это тем, что каждая местность имеет своих духов-владык (по башкирски – «эйәләр»), которым требуется возведение таких каменных сооружений караскы. Она слышала все это еще в юности, до отечественной войны от диваналар («юродивых дервишей»), которых раньше до войны у них в округе было очень много.

Они возводили караскы сами, и требовали от других возведения таких каменных сооружений. Другой информатор Хайбуллин С.С. (1923 г.р.), башкир рода бурзян, из деревни Татлыбай этого же района сообщил то же самое, а также добавил, что раньше до Великой Отечественной войны старики каждый год весной в мае месяце (в середине) подымались на вершину гор, где стояли караскы, и совершали жертвоприношение: резали там барашков, читали молитвы из Корана. Например, наверху шеста, воткнутого в караскы на вершине горы Балта-тау, красуется череп барана (ҡусҡар тәкә).

Этот же информатор (Хайбуллин С.С.) пояснил, что каждая местность имеет своего эйә («хозяина-владыку»). Такие же сооружения в виде насыпей, куч, колонн, пирамид, сложенные из камней различной величины, можно встретить в разных районах Башкортостана и сопредельных территорий, где проживают башкиры. Во многих из них население уже не имеет каких-то специальных терминов, обозначающих эти сооружения. Называют их просто «Өйөм», «Уба», что на русский язык переводится как «куча». Традиционным занятием местного башкирское населения в тех местах в Зауралье до революции было скотоводство частично земледелие. У деревни Татлыбай Баймакского района Республики Башкортостан на вершине ближайшей к аулу горы возвышаются пять караскы, построенных в линию и одна из них (третья по счету, то есть средняя) выше, чем остальные, и имеет сквозное отверстие. Функциональное назначение этого отверстия выяснить не удалось, по объяснению местного населения, «так было всегда». Со слов информаторов, раньше, в довоенные годы, у этих караскы весной, где-то в мае месяце, совершались жертвоприношения. И мясо жертвенных баранов съедалось всеми вместе, во время пиршества после прочтения молитвы с просьбой здоровья всему роду, мира и спокойствия им, стране в целом, изобилия в травах, урожая зерновых и приумножения скота и т.п. Можно предположить возможность того, что караскы символизируют четыре грани мира. На это наталкивают некоторые караскы, имеющие форму четырехугольных сооружений довольно внушительных размеров, в частности, такой караскы, каждая из сторон которого примерно метров в шесть, находится на вершине горы Кынгыр-таш между деревнями Карышка и Баиш в Баймакском районе РБ.

В архиве Стерлитамакского педагогического института хранится легенда «Ете ҡыҙ», записанная в 1976 г. студентом филологического факультета этого института Аминевым Т.И. у жителей деревни Янзигитово Баймакского района. В этой легенде говорится, что аждаха, вышедший из озера Яугуль, пытался проглотить семь девушек, которые, убегая, взобрались на вершину горы недалеко от деревни и оттуда взмыли в небо, превратившись в семь звезд (Большая Медведица). В память об этом на вершине горы когда-то были сооружены семь караскы, повторяющие в плане «ковш» Большой Медведицы. Также у башкир существует другое поверье о созвездии Большая Медведица. В частности, З.Г.Аминевым была записана информация у Минъямал В.И. (1932 г.р.), проживающей в деревне Абдрахманово Баймакского района РБ, что созвездие Большая Медведица – это семь святых (по-башкирски – «ете газиз»). Если выйдя на улицу, глядя на данное созвездие, семь раз повторить его название, то это зачтется тому, кто совершает это священнодействие. Аналогичное поверье бытует и у северо-западных башкир. В частности, З.Г.Аминевым оно было записано у краеведа Р.Г.Исламшина (1946 г.р.), уроженец и житель Татышлинского района РБ, башкир). Единственная аналогия этой мифологеме присутствует в ведийской мифологической традиции, где созвездие Большой медведицы – это семь святых мудрецов – риш [27, с.469].

Житель г.Сибай Юмагужин М.Х., башкир, уроженец Баймакского района РБ, (1910-2007) рассказал З.Г.Аминеву, что в довоенное время караскы сооружали многочисленные бродячие суфии-дивана. Они говорили, что горы имеют своих хозяев (эйә), которые, по мнению Юмагужина М.Х., обитают в горных пещерах и расщелинах скал и могут наказать людей за неуважение. Поэтому, когда подымаешься в горы, надо поблагодарить хозяина горы и дать ему что-нибудь в благодарность. Это может быть пучок шерсти, камень, тряпица или же монета. Вера башкир в хозяев гор и местности очень живуча. Чтобы не беспокоить зазря хозяев (эйә), в горах нельзя беспричинно кричать, шуметь, т.к. хозяева могут рассердиться и наказать виновного. Эти данные сообщенные Юмагужиным М.Х. перекликаются с сообщением другого нашего информатора из башкирского деревни Файзулла Халитовой Магиры (1910г.р.).

Юмагужин М.Х. в ходе беседы также вспоминал, что в конце 30-х гг. и в 50-е гг. XX в. в Казахстане под Кустанаем, а также на юге Челябинской области несколько лет подряд пас скот у казахов и там видел, как они сооружали нечто подобное башкирским караскы, но называли эти свои сооружения «дын». По словам пастухов-казахов сооружали в память кого-либо из своих родственников. Внешне они несколько напоминают башкирские караскы сооружаемые казахами из дикого камня, а иногда и из сырцового кирпича. По мнению казахского исследователя О.Ж.Ошанова, эти ритуальные сооружения, относящиеся мемориально-поминальной архитектуре, своими корнями уходят в огузо-кыпчакский период (VIII-XII вв.). Эти «дын» (иногда «дынгек») воздвигнуты в честь духов людей («аруах»), погибших на поле брани или в иных трагических ситуациях. По сути казахские дын можно отнести к разряду кенотафов. По данным О.Ж.Ошанова, все современные дыны сооружены казахами в честь погибших во время Великой Отечественной войны [19]. Этим они отличаются от башкирских караскы.

В то же время, вышеупомянутая Магира Халитова, сама соорудившая с десяток караскы на вершинах гор, окружающих ее аул пояснила, что некоторые из них она воздвигла в честь своих давно умерших родственников, а также в честь предков («аруах»), чем эти караскы семантически несколько сближаются с казахскими дын. В башкирском языке также имеется родственное казахскому «дын, дынгек» – слова «түң, түңгәк» («дүң, дүңгәк» – диалектное), которые означают кочку, небольшой холмик.

Такие же сооружения в виде насыпей, куч колонн, пирамид, сложенные из камней различной величины, можно встретить в разных районах Республики Башкортостан и сопредельных территориях, где проживают башкиры. Во многих из них население уже не имеет каких-либо специальных терминов, обозначающих эти сооружения. Называют их «Өйөм», «Уба», что на русский язык переводится как «куча».

Жительница деревни Баиш Баймакского района – Исянова Ф.Х. (1938 г.р.), Валиева Г.М. (1945 г.р.), Кульмухаметова Ф.З. (1952 г.р.) хорошие знатоки местного фольклора, опрошенные по поводу караскы, рассказали, что их здесь сооружали всегда и, со слов старых людей, посвящали духам-хозяевам («эйәләр»), что их нельзя разрушать, так как это может повлечь за собой болезни или иной вред себе или родственникам.

Житель башкирской деревни Абзак Баймакского района, знаток местного башкирского фольклора С.И.Газин (1937 г.р.), долго проработавший водителем совхоза и поэтому прекрасно знающий местную округу, рассказал З.Г.Аминеву в 2012 г., что караскы, которые стоят на вершинах гор около их аула, были сооружены своими чабанами. По его мнению, чабаны их сооружают в память о ком-то или хозяевам гор, чтобы они помогли пасти скот, так как хозяева мест не любят неуважения к себе и могут сурово наказать непочтительного. Сам Газин С.И. также верит, что горы имеют своих хозяев. По его мнению, в горах всё (скалы, пещеры и т.п. объекты природы) имеют своих хозяев и поэтому, когда оказываешься по своим делам в горах, то необходимо проявлять к ним всяческое уважение: нельзя шуметь, кричать без нужды, портить родники, ломать деревья и т.д. Об этом же писал С.И.Руденко: «...башкиры боятся обидеть духа, скажем горы. Они не позволяют себе ругаться, говорить в местности, где обитает дух. Иногда они приносят ему жертвы: привязывают к деревьям лоскутки материи, монеты и др. вещи» [24, с.22-23].


Этнографические параллели

Караскы, сооружаемые на вершинах гор башкирами, семантически близки с воздвигаемыми алтайцами каракшы, сооруженными из камней знаками, которыми они свои родовые земли и пастбища отделяли друг от друга [23, с.14]. Алтайцы до сих пор останавливаются у каменных кладок на высоких горных перевалах, у целебных родников и совершают там обряд поклонения родным местам, преподносят духам местности ритуальную еду [13, с.253].

Башкирское караскы и алтайское каракшы идентичны не только по внешней форме, но и практически созвучны, и смена местами звуков «с» и «к» можно объяснить их контаминацией. Такая закономерность для башкирского языка не чужда, например, азбар/абзар («сарай»), тукта/тутка («стой») и т.п. В современном литературном башкирском языке слово караскы в первоначальном значении «стража» уже не применяется, а используется только в значении – «чучело», «пугало», которые ставят в огородах и садах для отпугивания птиц от грядок, то сеть эти огородные караскы выполняют функции стражи. Этимология слова караскы восходит к слову «ҡарау» – «смотреть», «наблюдать», «охранять». В этом значении данное слово в варианте каракшы бытует у соседей башкир – в казахском, каракалпакском языках, где означает «стража», «стражник». В варианте «караша», в смысле «ханская стража» – это слово встречается в ногайских эпосах XIV-XV вв. [26, с.82]. Выявленные нами у башкирского населения материалы показывают, что между алтайским каракшы и башкирским караскы сходство не только внешнее и в созвучии названий, но большая близость и в семантике этих сооружений. Также как и алтайцы, башкиры, воздвигая на вершинах гор караскы, посвященные духам их родовых местностей и, совершая вблизи них жертвоприношения, надеялись получить от них отдачу в виде надежной охраны своей родовой территории.

Известно, что в этом же значении использовались у центральноазиатских монголов, бурят, тувинцев «обо». По этому поводу, специалист по монгольским народам Н.Л.Жуковская писала, что обо сооружались из камней в виде кучи, колонн, столбов на перевалах, вершинах гор с целью заручиться сакральной поддержкой того сонма духов, которым была подведомственна территория, данного человеческого коллектива [10, с.128]. По мнению большинства ученых, «обоо» восходит к древнейшим представлениям о Вселенной, воплощенной в образе Мировой Горы, и связано с развитием в традиционных культурах Центральной Азии и Южной Сибири культа гор [12, с.115-125; 8. с.175; 20, с.130].

Обоо устанавливаются как на вершинах холмов, возвышающихся в степях и горных долинах, так и на горных перевалах, в наиболее опасных местах, а также на дорогах, у истоков рек и источников. По своей структуре эти культовые сооружения имеют достаточно существенные различия. На перевалах, тропах, у источников обычно сооружались одиночные насыпи, символизировавшие пребывание духа-хозяина конкретного места, в котором люди бывают периодически. Обоо, посвященные «хозяевам» значительных территорий, где люди живут постоянно, представляют собой достаточно сложные комплексы. В степных просторах Бурятии чаще всего они состоят из 12 невысоких конических каменных насыпей, образующих круг, в центре которого возвышается более высокая насыпь с укрепленным в ее центре высоким деревянным шестом, завершающимся изображением птицы. Эти насыпи символизируют самые высокие горы региона и их духов-хозяев, покровителей всей Бурятии, а центральная, самая большая, олицетворяет мифическую гору Сумбер [1, с.73]. В конце июня буряты Восточного Саяна возле обоо ежегодно проводили праздничные мероприятия обоо-тахилха (жертвоприношение), где принимали участие все жители местности, которая в символической структуре всего пространства района принадлежала данному культовому комплексу. Обоо-тахилха относится к категории календарных праздников. В представлении современных жителей района он завершает осенне-зимний зимний сезон и открывает весене-летний, что связано с перекочевкой на летние пастбища. Его целью было испрашивание у «хозяев» гор благополучия: здровья, хорошего травостоя, избавление от болезней и эпизоотий, хорошего приплода скота и т.п. Символический «рисунок» ритуала включал весь комплекс обрядовых действий, направленных на обновление мира, его новое обустройство, поддержание созидательных космических сил и, в частности, живительной силы солнца [20, с.132-133].

Аналогичный способ сакрализации пространства путем воздвижения каменных сооружений, повторяющих по форме монгольский обо или башкирский караскы, зафиксирован в Средней Азии, у этнически близких башкирам тюркоязычных каракалпаков [9, с.362-366]. В частности, на территории Республики Каракалпакстан в Узбекистане в урочище Султан-Бобо есть почитаемое место – искусственно сооруженная на скальном ступе огромная груда камней, увенчанных шестами с повязанными обетными тряпками – обо – самым ранним пластом, в котором является культ хозяина местности [18, с.129].

В башкирском языке имеется созвучное с обоо слово уба, имеющий несколько значений. На русский язык, смотря по контексту, «уба» можно перевести как «холм» или «куча». Башкирское слово уба (куча, холм) и центрально-азиатские обоо, обо, ово имеют, как нам кажется, единое происхождение. На такую мысль наталкивает проведенное К.К.Юдахиным исследование слова обоо, который у Памиро-Алтайских киргизов означает «холм, кучу из камней, груду камней» – жертву духу гор. Известный исследователь истории, культуры киргизского народа С.М.Абрамзон считает, что киргизы высокогорного Памиро-Алая обоо сооружали на вершинах гор, на перевалах и приносили там жертвы хозяевам мест. Возле этих обоо водружали высокие шесты, на которых вешали различные тряпицы, пучки шерсти, нитки, хвосты яков, лошадей. Рядом же с обоо складывали черепа горных баранов и козлов [2, с.319].

На наличие в прошлом у башкир культа гор указывают также на Южном Урале и прилегающих территориях многочисленные топонимы «Эйек», «Ыйык», «Ыйык-тау». По данным информаторов, раньше, до отечественной войны ранней весной всей деревней шли к этим горам («Ыйык») молиться, читали там молитвы, резали барашков и совершали другие жертвоприношения. На вершинах этих гор также имелись каменные сооружения в виде куч, пирамид и колонн. У некоторых из этих куч, колонн и пирамид были раньше воткнуты длинные палки, шесты, к которым привязывали различные лоскутки, тряпица, платочки, пучки шерсти, клали монеты. Информации об «ыйык» мы встречаем и в материалах башкирского фольклора (Ыйык башы – йыл башы // Яйык башы – юл башы). По данным информаторов, «ыйык» – это священная гора и поэтому туда просто так, без нужды старались не подыматься [4, с.97].

Об этом же имеется упоминание и у известного русского ученого XVIII в. И.И.Лепехина в связи с горой Торатау в нынешнем Ишимбайском районе РБ, причем местные башкиры на эту священную гору подымались, только ранней весной для совершения общественных молений [17, с.19-20].


Выводы

Исходя из всех этих фактов, можно сказать, что зафиксированные в башкирском Зауралье каменные сооружения караскы являются реликтовыми отголосками бытовавшего у башкир культа гор и имеют ту же семантику что и у тюркоязычных народов Саяно-Алтая. По мнению Е.Н.Кагарова, среди всего сонма духов-хозяев местности духи гор были самыми могущественными и требовали к себе особого почитания [12].

Исследователь этого явления З.Г.Аминев установил, что данные сооружения строились местными жителями на вершинах гор и на перевалах вблизи постоянных поселений, и они отмечают границы освоенного пространства. Название их по-башкирски звучит как караскы, что буквально означает «стража». Они сооружались в честь духов гор и духов-предков, причем постоянно достраивались, так как при подъеме на вершину горы надо было прихватить камень и положить в караскы или в аулию [4, с.98-99]. Таким образом, караскы подобно «обо» в алтайской традиции, одновременно был и культовым сооружением и жертвой [21, с.76]. Некоторые караскы имели форму больших колонн или пирамид. Иногда в качестве основы служили каменные курганы раннего железного века, которые потом достраивались новыми выкладками и пирамидками. Нередко возле караскы встречались кучи хвороста или березовые ветки [3]. В некоторые кучи камней были воткнуты шесты, на которых были насажены черепа барана. На горах иногда встречались сооружения из камней в виде каменных курганов квадратной формы, основание которых было сложено в виде стены длиной 3 м и высотой 1-1,5 м, а купол из земли или камней. Местные жители их называют «аулия». Стены «кургана» были ориентированы по сторонам света. Раскопки показали, что они были воздвигнуты над кострищем. Редкие находки указывают на то, что это были жертвенно-поминальные комплексы, существовавшие с эпохи средневековья по настоящее время [14]. Также в качестве аулии часто выступали курганы в виде кольцевой насыпи из камней с воронкой в центре (аулия вблизи д.Рахметово Абзелиловского района, на вершине горы Балтатау в Баймакском районе, на горе Ауштау в Учалинском районе и др.). Нередко курганы из камней огораживались прямоугольной или округлой стенкой из камней, изредка – деревянным забором или сеткой.

Наиболее показательным в этом ряду является комплекс на вершине хребта вблизи села Подолск Хайбуллинского района, где на восточном поле каменных курганов 1 и 3 были три каменные статуи, изображающие женщин со сложенными на животе руками. Раскопки кургана №1 выявили под каменным панцирем квадратную в плане кладку, ориентированную по сторонам света, внутри выкладки найдены лишь мелкие угольки и зольник [7, с.25]. Под насыпью кургана №3 была зафиксирована кольцевая кладка, в центре обнаружены угли, куски дерева, расколотые кости животных [7, с.26]. Данный жертвенно-поминальный комплекс Г.Н.Гарустович датирует XIII-XIV вв. и связывает с проникновением в Южное Зауралье кыпчаков [7, с.28-29].

Между тем традиция возведения каменных курганов различных конструкций на вершинах гор, сопок и возвышенностей в Южном Зауралье, очевидно, уходит в ранний железный век и связана с появлением «сакского» населения из Центрального и Восточного Казахстана [25, с.101, 102]. Возможно, возведение каменных насыпей курганов и жертвенно-поминальных комплексов на вершинах гор поддерживалась у древних башкир мифологическим восприятием гор как мест погребения легендарного Урал-батыра и других предков-родоначальников. В частности об этом свидетельствуют сцена из эпоса «Конгур-буга», в которой главная героиня Тандыса на вершине уральского хребта встречает кучу огромных валунов, которую сложил Урал-батыр, принося каждые 50-100 лет по валуну. Рядом она видит другие нагромождения валунов и понимает, что это могилы предков. Женщина, исполнив кубаир об Урал-батыре, вызывает его дух из могилы, после чего она решается заночевать на этом кладбище под защитой предков [6, с.215-216]. Это древнее предание, связанное с именем мифического героя-первопредка Урал-батыра, связывает в единую традицию сооружение поминальных куч-жертвенников (караскы, уба) и каменные курганы древних эпох. Не случайно в эпосе «Кузкурпяч» (версия Т.Беляева) по завету авлии Кузкурпяч хоронит своего отца Карабая на вершине высокой горы, получившей после этого имя Кара-тау [6, с.286].

Другим возможным истоком сооружения каменных пирамид и столбов может быть традиция установки менгиров – каменных столбов на границах поселений и могильников позднебронзового века на территории Южного Зауралья, которые исследователями интерпретируются как пограничные маркеры и символические обереги («стража») [21, с.75]. О том, что в бронзовом веке у народов циркумпонтийского региона существовали жертвенники в виде сложенных из камней куч пирамидальной формы, в том числе и на вершинах гор, свидетельствует догомеровсиий эпос об Аргонавтах Аполлония Родосского [5, с.14, 29-30, 62]. Важной деталью, связывающей наш регион с этой территорией, является упоминание об алтаре Ареса на острове Аретида: который был «Сложен из гальки, внутри был черный камень положен, перед которым встарь амазонки давали обеты. Не для того приходили они с берегов супротивных, чтобы жертву взлагать на алтарь быков и баранов, – но коней они резали, выходя их для убоя» [5, с.62]. Свидетельства культа Ареса представлены в материалах ранних кочевников на территории Южного Урала, причем реминисценции этого культа и реликты этих представлений сохранились в духовной культуре башкирского народа, в том связи с караскы [11; 16]. Вполне допустимо, что размещение каменных курганов ранних кочевников и жервенно-поминальных комплексов эпохи средневековья и этнографического времени на вершинах возвышенностей и гор является не простым совпадением. Именно эти курганы, в отличие от земляных курганов бронзового века или средневековья, почитаются местным башкирским населением как могилы батыров и батырш, а позднее как могилы мусульманских святых (аулия). Несомненно, это интересный феномен башкирской культуры требует дальнейшего комплексного изучения.


Источники и литература:

1. Абаева Л.Л. Культ гор и буддизм в Бурятии. М., 1992.

2. Абрамзон СМ. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. Фрунзе, 1990.

3. Аминев З.Г. Об одном реликте культа гор у зауральских башкир // Урал-Алтай: через века в будущее: Материалы III Всероссийской тюркологической конференции, посвяшенной 110-летию со дня рождения Н.К.Дмитриева. Уфа, 2008. С.11-16.

4. Аминев З.Г., Ямаева Л.А. Региональные особенности ислама у башкир. Уфа, 2009.

5. Аполлоний Родосский. Аргонавтика. М., 2001.

6. Башкирское народное творчество. Эпос. Т.1. Уфа, 1987.

7. Гарустович Г.Н. Древнетюркское языческое святилище с каменными изваяниями на реке Макан в Башкортостане // Вестник Академии наук РБ. 2005. Т.10. №2. С.23-32.

8. Дьяконова В.П. Алтайцы. Горно-Алтайск. 2001.

9. Есбергенов Х. «Обо» «Обо» в Каракалпакии и их этнографические параллели // Фольклор, литература и история Востока. Ташкент, 1984. С.362-366.

10. Жуковская Н.Л. Пространство и время в мировоззрении монголов // Мифы, культы и обряды народов Зарубежной Азии. М., 1986.

11. Исмагил Р., Амин З.Г. Культ скифского Ареса и южноуральские реалии // Человек в пространстве древних культур: Материалы Всероссийской научной конференции (20-25 августа 2003 г., Аркаим). Челябинск, 2003. С.34-37.

12. Кагаров Е.Г. Монгольское «обо» и их этнографические параллели // Сборник МАЭ. Т.VI. Л., 1927. С.115-124.

13. Казагачева З. Алтайские героические сказания Оча-бала и Канн-Алтай. Горно-Алтайск, 2002.

14. Котов В.Г. Реликты культа гор у башкир по данным фольклора, этнографии и археологии // Этногенез. История. Культура: I Юсуповские чтения. Материалы Международной конференции, посвященной памяти Р.М.Юсупова, г.Уфа, 17-19 ноября 2011 г. Уфа, 2011. С.131-136.

15. Котов В.Г., Овсянников В.В. Археологические и этнографические свидетельства о почитании гор у башкир // Интеграция археологических и этнографических исследований. Материалы VМеждународного научного семинара. Ч.1. Омск-СПб, 1998. С.129-131.

16. Котов В.Г., Савельев Н.С. Феномен случайных находок клинкового оружия эпохи раннего железного века на Южном Урале // Случайные находки: хронология, атрибуция, историко-культурный контекст. Материалы тематической научной конференции. Санкт-Петербург. 16-19 декабря 2008 г. Санкт-Петербург, 2008. С.96-100.

17. Лепехин И. Дневные Записки путешествия доктора и Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства 1768 и 1769 году. Часть I. Санкт Петербург. 1795. Уфа, 2007 (Перепечатка в серии «В помощь историку»).

18. Лобачева Н.П. Этнографический экскурс из экспедиционного прошлого // Полевые исследования института этнологии и антропологии. 2002. М., 2004.

19. Ошанов О.Ж. Реликтовые черты казахской мемориально-поминальной архитектуры // Интеграция археологических и этнографических исследований. Алма-Ата - Омск, 2004. С.97-99.

20. Павлинская Л.Р. Обоо в культуре народов Восточных Саян: жизнь традиции во времена перемен // Радловский сборник. СПб., 2007. С.130-134.

21. Петров Ф.Н. Ритуальное взаимодействие человека и мира: на материале археологических памятников степного Зауралья // Человек в пространстве древних культур. Материалы Всероссийской научной конференции. Челябинск, 2003. С.73-77.

22. Петросян Н.В. О реликтах домусульманских верований у османских турок в XIV-XV вв. // Тюркские и монгольские письменные памятники. М.; 1992. С.36-44.

23. Полосьмак Н.В. Стерегущие золото грифы. Новосибирск, 1994. С.14.

24. Руденко С.И. Башкирские сказки и поверья // Археология и этнография Башкирии. Т.V. Уфа, 1973. С.17-31.

25. Савельев Н.С. Курган эпохи ранних кочевников Кушалыкуак-1 в восточных предгорьях хребта Ирендык // Южный Урал и сопредельные территории в скифо-сарматское время. Сборник статей к 70-летию А.Х.Пшеничнюка. Уфа, 2006. С.92-104.

26. Сикалиев А.И.-М. Ногайский героический эпос. Черкесск, 1994.

27. Топоров В.Н. Риши // Мифологический словарь. М., 1991, С.469.