Свадебные пляски юго-восточных башкир


Источник: Л.И.Нагаева. Свадебные пляски юго-восточных башкир // Культура и быт башкир (под ред. Р.Г.Кузеева и С.Н.Шитовой). – Уфа, 1978. – 104 с. – С.62 – 69.

Примечание: Печатается на историко-краеведческом портале Ургаза.ру с целью популяризации научных исследований по юго-востоку Башкортостана. Печатается на Ургаза.ру с некоторыми сокращениями.

 

В традиционной свадебной обрядности башкир социально-экономическая основа органично сочетается с игровым, художественным оформлением. Многие свадебные эпизоды музыкальны, они воплощены в песне, танце. Примером тому является свадебная обрядность юго-восточных башкир. Уже обычай сговора детей в колыбели сопровождался в прошлом совместной пляской мужчин и женщин «Ҡаршы бейеү» («Лицом к лицу»). Упоминание об исполнении этой же пляски во время обряда «Һырға туйы» («Праздник сережок») мы находим у башкирского сэсэна М.Бурангулова.

Несколько подробнее описаны М.Бурангуловым пляски по поводу обряда выбора невесты («Ҡыҙ күҙләү»). Для того, чтобы джигит мог выбрать невесту, устраивались девичьи игры, пляски («Ҡыҙҙар уйыны»). Как правило, вся деревня знала об этом. Знакомство джигита (обычно он приезжал из другой деревни) с девушками, объяснение цели его присутствия на девичьих играх – таково начало своеобразного народного представления. Затем гость просил понравившуюся ему девушку станцевать, и та не должна была отказываться. Начинались пляски, танцевала избранница, затем приезжий джигит, остальные девушки сопровождали танцы песней. После сольных выступлений парень должен был пригласить девушку на парный танец («Ҡаршы бейергә саҡырыу»). В качестве символа любви он протягивал девушке платок. Если приезжий юноша девушке понравился, она танцевала, взяв в руки другой конец платка. Если нет, то танцевала, не касаясь платка. Заметив это, подруги невесты песнею намекали парню, что он нелюбим:


Былай бейегән егеттәр         Плохо танцующие джигиты

Беҙҙен, илдә дан алмаç.        Не прославятся в нашей деревне.

Йәле йөнләп бейеп кара,       Станцуй получше,

Был бейеүең ярамаҫ.             Этот танец не годится.

Егет, инде үпкәләмә,            Джигит, не обижайся,

Кыҙ бейеүең яратмай.          Твой танец не понравился девушке.

Бер йылмайып һинә табан   Она и разу не улыбнулась тебе,

Бер бөртөҡ тә kарамай.         Ни разу не посмотрела в твою сторону.


Тогда джигит просил девушку станцевать и объяснить причину отказа. Если у девушки уже был любимый, она танцевала, опершись правой рукой о левый бок, левую руку положив на правую. Если она была сосватана с детства, то танцевала, опершись левой рукой на правое бедро, а правую руку клала на левую. Если джигит ей просто не понравился, девушка танцевала подбоченившись (ике бөйөрөнә таянып бейей). Ценность сведений, зафиксированных М.А.Бурангуловым, заключается в раскрытии содержания танцевальных движений. В настоящее время описанные обряды и в особенности пляски забыты даже пожилыми информаторами.

Цикл свадебных обрядов начинался обычно со сватовства. В случае согласия на брак обе стороны договаривались о размерах калыма (мәһәр әйтешәләр). Затем в дом невесты приходил жених с подарками. После уплаты части калыма в назначенный день совершался обряд ҡушылыу. Этот обряд театрализован, он представлял собой сложное драматическое действие со сценами прятания невесты, поисков ее женихом и женами старших братьев невесты (еңгәйҙәр), борьбы женщин с девушками за невесту, раздачей подарков, денег и т.д. После обряда ҡушылыу жених мог посещать невесту. «Посещение молодой, – пишет С.И.Руденко, – в доме ее отца продолжается нередко довольно долго, до выплаты всего калыма; в этот период нередко у нее родится уже ребенок, что нисколько не скрывается, и ребенок до переезда ее в дом мужа находится на попечении бабушки». По сообщению информаторов Б.В.Мухаметовой, 96 лет, из д.Кулганино и Ф.С.Сатлыкова, 66 лет, из д.Казмашево Абзелиловского района, каждую весну перед выездом на летовку к невестам аула (оҙатылмаған кыҙҙар) в назначенный день приезжали женихи. Описываемый обычай зафиксирован в Абзелиловском районе. Он назывался «йыуаға сығыу». Все вместе, невесты и женихи, взбирались на гору и там плясали, пели. Исполнители вставали в круг. В центре танцевала одна пара – жених и невеста. Исполнялась пляска «Ҡаршы бейеү». Невеста и жених, стоя лицом, друг к другу, исполняли «дробь с притопом». Пляска разнообразилась продвижением участников вперед и назад переменным ходом. Затем танцующая пара вставала в круг, на ее место выходила другая. Аккомпанировал кураист, который находился внутри круга.

Внутри хоровода могли исполняться и сольные пляски. Участники общего круга простым шагом двигались против хода солнца, в центре танцевали женщина или мужчина. Каждый солист танцевал «переменным ходом» по кругу против хода солнца, затем, остановившись, исполнял движения на месте. Женщины, исполняя дробь с притопом, щелкали пальцами, плавно взмахивали руками. По сообщению информаторов, женщины танцевали один – два круга – танцевать много считалось неприличным. Затем все вместе возвращались в деревню. Подобные пляски бывали раз в году, в них участвовали только невесты аула и молодые люди, которым дозволено было посещение их будущих жен. Молодые люди, как правило, были из разных аулов, порой дальних. Для многих из них эта встреча служила своеобразной формой знакомства, обязывая в будущем на некий род своячества. В данном случае женщины объединяли родством мужчин разных башкирских родов. Возможно, в этом и состоял смысл зафиксированного обычая, где пляска играла значительную роль.

В горных и зауральских районах после окончательной выплаты калыма устраивалось основное свадебное торжество (туй), длившееся от 2 до 5 и более дней. Пляска «Ҡаршы бейеү» являлась самой популярной на башкирской свадьбе. Под этим названием она была известна горным башкирам Ишимбайского района; бурзяне называли пляску «Ҡара-ҡаршы»; в Абзелиловском районе зафиксированы названия «Ҡаршы бейеү» и «Ҡапма-ҡаршы». Пляска была дуэтной; она исполнялась с азартом, весело (ярышып, ҡыҙышып, кем-кемде уҙҙыра). Танцующие шли «переменным ходом» навстречу друг другу и, остановившись на расстоянии двух шагов, громко дробили ногами. Импровизируя различные движения, они могли продвигаться влево или вправо по кругу. Такая форма танца известна киргизам, азербайджанцам, казахам, калмыкам. Это своего рода импровизированное соревнование, перепляс исполнителей. В д.Кулгунино Ишимбайского района пляска чрезвычайно популярна среди молодежи и в настоящее время.

В башкирской свадьбе большую роль играли жены братьев, дядьев невесты (еңгәйҙәр). Они следили за соблюдением свадебных правил – йола. Они же разыскивали невесту, боролись за нее с девушками – подругами невесты, распоряжались танцами, следили, чтобы на свадьбе не угасало веселье. По сведениям информаторов, еңгәйзәр танцевали на свадьбах, стремительно кружась (ҙыр ҡубып), сопровождая танец звоном ведра или подноса. Пританцовывая, они собирали подарки и показывали их гостям.

Обряд, совершавшийся между двумя семьями, в прошлом родами, выливался в праздничное веселье. Однако в башкирской свадьбе отразились и мотивы соперничества. Мотив недружелюбия сохранил обряд срывания шапок с родственников жениха при въезде свадебного кортежа в деревню. По сообщению информатора Ф.Рахимовой, 74 лет, из д.Кулгунино Ишимбайского района, родственники невесты поджидали жениха и его родню с хмельными напитками. Они препятствовали приехавшим приблизиться к деревне, брали с них выкуп, затем все вместе выпивали в честь невесты медовку. Этот обычай назывался килен аяғы эсеү. На дно чаши с хмельным напитком клали серебряную монету. Допивший медовку брал монету себе. З.Г.Фахриянова, 74 года, из д.Б.Бретяк Бурзянского района, сообщила, что этот обычай совершался и при проводах невесты в дом жениха.

Мотивом соперничества проникнута и «Пляска с деревянной кадкой» («Көрәгә бейетеү»). Если на свадьбе было мало хмельных напитков, одна из бойких женщин подхватывала кадку и танцевала, постукивая по бокам и дну пустой посудины. В движениях танца она обыгрывала пустую кадку, делала вид, что хочет пить, а в сосуде ничего нет. Затем привязывала к ручке веревку, танцевала, заложив посудину за спину. Родственники жениха должны были дать какой-либо подарок танцовщице и этим выкупить кадку, чтобы снова наполнить ее медовкой.

Популярна была на свадьбе песнепляска «Йыуаса». Йыуаса – свадебные гостинцы: поджаренные в масле кусочки теста, чай, конфеты, сахар и пр. Такими гостинцами обменивались брачующиеся стороны. Сладостями наполняли нарядно расшитую меховую сумку и давали в руки одной из женщин. Если свадьба шла на стороне невесты, то танец исполняла ее родственница. Она подхватывала сумку с гостинцами и шла по кругу. В танце и песне исполнительница выражала недовольство количеством свадебного угощения, его вкусом, намекала на жадность жениховой родни.

Такую же форму исполнения имел танец «Йыуаса» на свадебных торжествах в доме родителей жениха. Одна из невесток (еңгәй) обыгрывала сумку с гостинцами, танцевала, закинув ее за спину, громко дробила ногами, кружилась на месте, размахивая сумкой. Закончив танец, она открывала сумку со словами: «Ҡайҙа минем өлөшөм» – «Где моя доля?» В подарок танцующая получала платок, шаль или отрез на платье. После танца все угощались свадебными сладостями.

Интересный вариант танца «Йыуаса» был показан В.М.Байназаровой из д.Абдулмамбетово Бурзянского района. Она легко и плавно танцевала по кругу остановившись в центре, четко дробила ногами, стремительно кружилась на месте и в такт пляске произносила нараспев шуточные куплеты. Сумку с йыуаса Байназарова перекладывала с одной руки на другую, то закидывая за спину, то, неожиданно подбежав к родственникам жениха, легонько, но резко ударяла их по спинам. Те спешили бросить на пол монеты, чтобы задобрить недовольную еңгәй.

В последний день свадебного торжества один из родственников, а иногда и несколько человек, надевали шубы, тулупы, вывернув их наизнанку, и плясали, помахивая плетками. Эта пляска воспринималась присутствующими как конец свадьбы. Танцующие били плетками по деревянным предметам, обхлестывали углы дома, иногда попадало и гостям. В танце они приговаривали: «Ат егеүле! Ҡыбырлаһағыҙ за була!»  «Лошади запряжены! Пора и пошевеливаться!». Вывернутая шуба, независимо от того, была она из лисьего, бараньего или иного меха, называлась у башкир «аю туны» – медвежья. Пляска в наряде «айыу туны» была известна в Бурзянском, Абзелиловском, Баймакском районах. Истинное значение пляски в народе забыто.

Особое место в ряду свадебных церемоний занимал обряд сеңләү. Он совершался в последний день свадьбы на стороне невесты. Невеста с подругами находилась в специально отведенном доме. По рассказу информатора С.Ф.Файзулиной, 70 лет, исполняя обряд, девушки вставали в круг. Взявшись за руки, они шли простым шагом против хода солнца. В центре танцевала невеста. Пелись прощальные песни. На первую половину мелодии девушка-невеста «переменным ходом» шла по кругу, на вторую, обнявшись за плечи с одной из подруг, кружилась в центре. Невеста танцевала попеременно с каждой из подруг, как бы прощаясь со всеми. Завидев приближение женщин (еңгәйҙәр), девушки окружали невесту, все разом обнимали ее. Женщины подносили яркую шаль с кистями и укрывали ею девушек. Начинались жалобные причитания невесты, подхватываемые плачем подруг. Девушка поочередно обращалась с упреками к отцу, матери, старшим братьям. При исполнении сеңләү девушки раскачивались под шалью, плакали. Женщины следили за точным исполнением обряда; время от времени они больно пощипывали девушек, ударяли их по спинам, чтобы слезы были естественнее, плач сильнее, громче. Затем девушки поднимали шаль высоко над головой невесты и вели ее к свадебному поезду. Дойдя до оседланного коня, девушки выходили из-под шали и укутывали ею невесту. Родственницы жениха подхватывали девушку, сажали ее верхом. Невеста сопротивлялась, пытаясь сбросить с себя свадебный головной убор, верхнее одеяние, сползала на землю. Ее снова одевали, накрывали платком и сажали на коня. Это нарочитое сопротивление невесты, предусмотренное обычаем, продолжалось до тех пор, пока свадебный поезд не отъезжал от деревни на два – три километра. Тогда невеста успокаивалась, а ее подруги возвращались в деревню.

На свадебных торжествах в доме родителей жениха устраивались смотрины невесты. Девушка должна была исполнить «Килен бейеүе» – пляску невесты. По сообщению информатора Ш.Кадыргуловой, 63 лет, из д.Старосубхангулово Бурзянского района, невеста танцевала, спрятав лицо под шалью. Одной рукой она придерживала шаль у лица, оставив щелочку для глаз, другой исполняла движения: «бармаҡ сиртеү» – «щелчки пальцами», «бөйөргә таяныу» – доел, «положить руку на пояс», «ҡулбаш уйнатыу» – «игра плеч». Если невеста танцевала плавно, четко дробила ногами, о ней говорили одобрительно: «Һөнәрле!» – «Умелая!». Пляска исполнялась на женской половине дома. В Абзелиловском районе танец невесты могли наблюдать и мужчины. Еңгәйҙәр для порядка подходили к мужчинам и склоняли им головы, чтобы те не смотрели на молодую невестку. По рассказам информаторов Г.У.Усманова из д.Рыскужино и Ф.С.Сатлыкова из д.Казмашево, мужчины искоса наблюдали танец невесты, который состоял из нескольких круговых ходов с четкими дробями на месте. Он был импровизированным. Невеста танцевала, тщательно закрыв шалью лицо, склонив голову. По окончании танца она раздавала родственникам мужа подарки – вышитые кисеты. За кисет каждый родственник должен был одарить невесту ответным подарком. Получивший кисет громко выкрикивал: «Киленгә бер һыйыр!» – «Невесте дарю корову!» или «Киленгә бер бәрәс!» – «Дарю невесте овцу!». После танца невесты исполнялся танец свекрови. Она прохаживалась про­стым шагом вокруг невестки и пела песню – наставление:


Күн итегең, ҡуптырҙап              Шаркая подошвами кожаных сапог,

Ауылсы булма, киленсәк,          Не ходи от дома к дому

Ауыҙ башың, осталдап              С надутыми губами,

Ошаҡсы булма, киленсәк!         Не жалуйся, невестка.

Кәйнәӊ, менән ирешмә,             Со мной, свекровью, не ругайся! 

Апһындарға бирешмә!               Остальным не поддавайся –

Ҡабағандан ҡаптырма!               Умей постоять за себя!

Төйлөгәндән типтермә!              Будь, как я, сэсэном!

Минең, кеүек сәсән бул!


Закончив наставление, свекровь шла по кругу, дробила ногами. Со дня смотрин невеста принималась в род жениха (кейәуе ырыуы менән бер хоҡуҡ була).

Через некоторое время молодая невестка посылала домой символическое письмо, адресованное отцу и матери. Это была связанная в круг веточка, к которой прикреплялись желтого цвета лоскуток ткани, птичье перо, прядь волос с головы молодой невестки. Со слов информаторов Ф.Рахимовой (Ишимбайский район) и С.Ф.Файзуллиной (Абзелиловский район), письмо понималось отцом и матерью так: «Я в чужом доме согнулась, как эта ветка. Я от горя пожелтела, очень скучаю. Прилетела бы как птица, да привязана крепко (сәсем бәйле)». После этого молодые ехали в гости к родителям жены. Иногда муж возвращался домой, оставив жену на некоторое время у родителей.

В свадебном костюме соблюдалась магия цвета. Платье невесты шилось из любой яркой ткани, но не желтого и черного цветов. В состоятельных семьях в день проводов перед исполнением обряда «сеңләү» на невесту надевали головной убор из кораллов и серебра – кашмау. Пояс невесты шили из ткани красного цвета, его концы украшали яркими полосками.

В свадебной обрядности башкир, по мнению некоторых исследователей, сохранились отголоски матрилокальных брачных отношений. Свадебные правила указывают и на существование у башкир экзогамии. Свадебные обычаи и связанные с ними пляски, очевидно, отражали древние межродовые отношения. В плясках «Көрәгә», «Йыуаса» передан дух соперничества роднящихся сторон. Пляска «Ҡаршы бейеү» могла в прошлом являться одной из наиболее характерных любовных плясок.