Источник: Г.Н.Гарустович, Г.Ф.Валиуллин. К вопросу о культурных связях населения Южного Урала с Ираном в эпоху средневековья // Уфимский археологический вестник. – 2008. – №8. – С.102-113.
Примечание: Печатается на историко-краеведческом портале Ургаза.ру в целях популяризации научных исследований на территории юго-востока Башкортостана. Статья установлена без рисунков.
Культурные связи Южно-Уральского региона с цивилизациями Среднего Востока имеют многовековую историю и самые разнообразные формы выражения: начиная с этнических контактов (это переселения носителей кельтеминарской археологической культуры в эпоху камня; ариев и других племен – в эпоху бронзы: кочевых индо-иранских сообществ – в эпоху раннего железного века; тюркских народов – в эпоху средневековья) и до различных форм торговых взаимоотношений. Археологические материалы позволяют говорить об устойчивости торговых контактов на протяжении эпох, они не прерывались с глубокой древности вплоть до позднего средневековья. Ознакомление с этнографическими коллекциями башкир свидетельствуют о том, что определенная часть используемых ими в XVI-XVIII вв. предметов вооружения и воинского снаряжения привезена из Ирана (сабли, шлемы, и т.д.).
Когда речь заходит о культурных связях Южного Урала с Ираном в эпоху средневековья, первое, что приходит на ум – это, конечно же, сасанидское серебро. Но сейчас мы как раз и не будем останавливаться на рассмотрении этих элитарных произведений иранских мастеров по обработке цветного металла. Тому есть несколько причин. Во-первых, сасанидские блюда можно считать наиболее изученным видом иранского импорта на территории Южного Урала. Произведения художественного серебра опубликованы и неоднократно анализировались специалистами (А.П.Смирнов, Б.И.Маршак, В.П.Даркевич, В.Ю.Лещенко, М.Г.Крамаровский и др.). Во-вторых, в музейных собраниях Башкортостана хранится целая серия интересных изделий персидских мастеров, до сих пор, не введенных в научный оборот и даже не атрибутированных. Уровень профессионального мастерства иранских ремесленников был настолько высокий, что даже многие предметы бытового назначения, созданные их руками, сейчас по нраву рассматриваются в качестве произведений прикладного искусства. Принятие ислама персами в эпоху средневековья привело к коренной ломке традиционного мировоззрения народа, но даже замена зороастрийско-маздеизских верований мусульманской религией способствовала лишь изменению приоритетов в средствах выражения, но не в уровне высочайшего художественного мастерства. Уникальное в своей утонченности иранское мусульманское искусство пришло на смену великому персидскому искусству периода древности. На протяжении всего средневековья продукция иранских мастеров неизменно пользовалась повышенным спросом в соседних близлежащих и удаленных землях.
В данной статье мы рассмотрим лишь один предмет иранского импорта средневековой эпохи, хранящийся в Национальном музее Республики Башкортостан (г.Уфа). Главный музей республики является одним из лучших музейных хранилищ Волго-Уральского региона, в фондах которого среди тысяч других очень интересных экспонатов можно встретить изделия уникальной художественной и ценности или исторической (научной) значимости.
Баймакская чернильница обнаружена случайно. Редкая находка была сделана в 1971 г. жителем деревни Карышкино (Татлыбаевский сельсовета Баймакский район РБ) С.Х.Юлдашбаевым на пашне. Несмотря на то, что цилиндрический предмет имел пробоины на корпусе, находчик оценил тонкую красоту отделки металлической вещи и передал ее в Башкирский краеведческий музей (это старое название Национального музея РБ). Когда на тулове были сделаны две эти пробоины – неизвестно. Едва ли это могло произойти при пахоте земли, поскольку на корпусе нет царапин. К тому же на чернильнице сохранилась крышка, а при сильных неоднократных удаpax плута она должна была слететь.
Сотрудники музея предположительно отнесли непонятный артефакт к этнографическим предметам культового назначения. Не известная специалистам чернильница хранилась здесь еще долгие годы. Раньше всех обратил внимание на уникальность данного произведения восточной торевтики директор музея Г.Ф.Валиуллин, он первым сопоставил баймакскую находку с иранскими чернильницами XIII-XIVвв. из коллекций Эрмитажа и Лондонского музея. Свою положительную роль здесь сыграло издание альбома произведений исламского искусства из собрания Эрмитажа и других музеев [Земное искусство – небесная красота (Далее – ЗИНК). 2000]. Информация об изумительной по своей отделке чернильнице опубликована в республиканской прессе в 2001 г. [Вечерняя Уфа, 12 мая 2001 г.], о ней сообщено администрации и научным сотрудникам Эрмитажа. Таим краткая история открытия.
Чернильница общей высотой – 10 см. диаметром 8 см, состоит из двух составных частей – крышки и основного корпуса. Она изготовлена с использованием литья (сложный сплав черного металла и меди), декорирована с помощью гравировки, инкрустирована медью и серебром, а фон заполнен специальной черной пастой. Тулово цилиндрическое (стенки его по центру слегка вогнуты), крышка (в основании в форме низкого цилиндра, общей высотой – 4,7 см) увенчана навершием – ручкой, сделанной в виде сводчатого купола. Крышечка втульчатым способом плотно закрывала чернильницу.
Прежде, чем мы обратимся к детальному описанию Баймакской находки, рассмотрим близкие ей по форме экземпляры из музейных собраний. Это даст нам возможность рассматривать детали орнаментальной композиции нашего предмета, сравнивая с особенностями элементов изделий его круга. Перечень аналогий Баймакской чернильнице небольшой, поэтому мы можем рассмотреть данные примеры подробнее. В музейных собраниях Азии и Европы хранятся несколько подобных экземпляров. Не много, поскольку это все же штучная продукция. Различаются они особенностями декора, но очень близки схожие визуальные контуры имеют почти все иранские элитарные чернильницы домонгольского времени [ЗИНК, 2000. С.123]. Изготовлялись они также единообразно – с помощью литья, с инкрустацией серебром и медью, с использованием гравировки.
Экземпляр №1. В коллекции Эрмитажа хранится сосуд, изготовленный из бронзы (Инв. №ИР-1533), поступивший в 1925 г. из ГАИМК (коллекция Н.И.Веселовского), высотой 10,5 см [ЗИНК. 2000. С.123. Рис.29]. По форме данный предмет и Баймакская чернильница одинаковы, но различаются декором. По центру корпуса нанесены крупные медальоны (к ним мы еще вернемся), полностью заполненные плетенкой из ломаных лент, а вокруг них выгравированы изображения животных и сделана искусная облицовка плетенкой. Сплошной и очень сложный орнамент инкрустирован серебром и медью. Фон заполнен тщательно нанесенными мелкими растительными спиралями. Предмет относится к произведениям иранских ремесленников и датируется второй половиной XII-XIII вв. [Там же]. Итак, чернильницы изготавливались не только из черного металла, но и из бронзы. Британский музей обладает бронзовой чернильницей предположительно XI в., но с совершенно иной крышкой и туловом с расширенными верхним и нижним краями (Инв. №1968-7. 22.-3). В остальном это предметы единой художественной школы исламского прикладного искусства Ближнего и Среднего Востока.
Следующий интересующий нас экземпляр (№2) еще ближе к Баймакской чернильнице. Он входит в коллекцию исламского искусства Нассера Д.Халили в Лондоне (Инв. №MTW 1466), изготовлен в Хорасане (г.Герат) в начале XIII в. [Там жс. С.124-125. Рис.30]. Сосуд отлит из сложного сплава черного металла (так же, как Баймакская чернильница). Он идентичен по форме нашему экземпляру, имел высоту – 11,1 см, диаметр – 10 см. Как и в первом случае, чернильницы различаются своим декором. Основу изобразительного поля занимает отделанная серебром композиция из пяти круглых медальонов, включающих зодиакальные фигуры, фланкированные виньетками. Орнаментальные участки заполнены стилизованными изображениями шествия животных (зайцев?), фигурами сражающихся воинов и всадников – сокольничих. Сложная плетенка использовалась мало, только на восьмигранной «башенке» купола. Интерес вызывают шестилепестковыс розетки (обложены серебром и медью), нанесенные с внутренней стороны крышечки. Традиционно сложнейшие гравированные изображения дополнительно инкрустированы медью и серебром. Фон обработан пунсоном, здесь видны очень мелкие спирально свернутые стебли растения.
Автор текста публикации отмечал: «Разница в мастерстве отделки крышки и тулова позволяет по форме предположить, что они могли принадлежать двум различным изделиям одинаковых размеров. В коллекции Дэвида (№6/1972) есть идентичная чернильница, инкрустированная как медью, так и серебром, а другая, похожая, была опубликована Евой Байер. В отделке обоих предметов использованы плетенки; фон, обработанный пунсоном; те же элементы присутствуют и в декоре чернильницы из собрания Халили, но их нет в отделке тулова» [Там же. С.125].
Экземпляр (№3) из коллекции исламского искусства Нассера Д.Халили в Лондоне (№MTW 1474) можно считать не аналогией, а копией чернильницы с территории Башкортостана, по форме и с точки зрения стилистики орнаментации. Предмет изготовлен из сложного сплава черного металла, гравированные украшения инкрустированы серебром и медью, черной пастой. Сосуд изготовлен в Западном Иране или Джазире (сейчас это район юго-восточной Турции) в начале XIII в. [Там же. С.125. Рис.31].
«Стороны чернильницы покрыты сплошным рисунком восьмилепестковых розеток, окруженных плетенками. Рисунок прерывается петлями; из них сохранилась только одна. Внизу – центральная плетенка, состоящая из трех частей. Крышечка увенчана шестигранным куполом с плетеным рисунком и шестилепестковыми розетками. Наверху купола – шарик, окруженный полосой с надписью, выполненной подчерком «насх»: «Слава, и процветание, и богатство, и счастье, и благополучие, и достаток, и благодать(?), и поддержка».
По краю крышечки – инкрустированная серебром куфическая надпись, также благопожелательная: «Удачи, и благословения, и богатства, и радости, и процветания, и счастья (?), и благодарности, и поддержки (?), и расположения (?), и...». Низ крышечки украшают полупальметки, разделенные тремя шестилепестковыми розетками.
Орнамент на сторонах не встречается на других чернильницах, но очень близок декору чаши на ножке, созданной, вероятно, в западном Иране и хранящейся в музее Барджелло во Флоренции. Еще ближе ему отделка подсвечника начала XIV в. из коллекции Иухада ас-Сайда, которую Джеймс Алан сравнивает с рисунком на зданиях XIII-XIV вв. в Анатолии» [Там же. С.125].
Сосуды для хранения чернил носили подвешенными к поясу. Крепежные шнурки привязывались к трем специальным навесным шарнирным петлям на корпусе, затем они продевались через три полукруглые дужки, закрепленные на бортике крышки. Такой способ крепления веревочек мешал чернильнице перевернуться, пролиться чернилам и еще не позволял потерять крышку. Па Баймакском экземпляре сохранились только три сердцевидных основания петель (высотой – 2 см, шириной – 1,9 см) с шарниром), крепившиеся тремя заклепками к стенке корпуса. Наличие петельки на лондонской чернильнице (самая близкая аналогия нашему предмету), позволяет восстановить первоначальную форму утерянных «баймакских» петель – они были литыми, арочными, фигурными. На крышечке баймакского сосуда из трех закрепленных там бронзовых дужек сохранилась одна. От других остались лишь по две заклепки. Длина дужки – 2,5 см, кончики ее имеют ромбическую форму. Отметим, что на аналогичных чернильницах из Эрмитажа и Лондона крепились точно такие же петли и дужки. Теперь вернемся к описанию Баймакской чернильницы. Начнем с самого верха предмета.
Крышка. Ее цилиндрическое основание имело слегка скошенные борта, высоту – 1,4 см, диаметр – 8 см, оно декорировано снаружи и изнутри. Куполообразный выступ (башенка, с максимальным диаметром – 4 см, высотой 3,2 см) закреплен по центру цилиндрического основания, его венчает шаровидная шишечка на поддоне (в виде гладкого выпуклого пояска), диаметром – 1,2 см. Лицевые поверхности купола покрыты сплошным «ковром» сложных узоров, образующие пять орнаментальных зон.
Описание декора крышечки начнем с самого ее верха.
Зона №1 – на нижней части шарика вырезан завитковый узор (поясок из косопоставленных луновидных скобок), инкрустированный серебром; 2 – на верхней части купола выгравирован стилизованный шестилепестковый цветок. На лепестках размещены каплевидные медальоны, заполненные плетенкой. На самой близкой Баймакской находке – лондонской чернильнице (в нашем перечне – №3) – отражен другой мотив. Здесь композиция из семи кружков сгруппирована в виде цветка: шесть из них изображают лепестки, а седьмой размещен в центре соцветия. Но, в свою очередь, у двух других чернильниц (экз. № 1-2) мы видим точно такую, же плетенку; 3 – в основании купола крышки нанесен горизонтальный поясок из двух скрещивающихся линий, они пересекаются так, что образуют спиральную линию из чередующихся S-видных фигур. На трех других экземплярах чернильниц данный поясок имеется, но у всех он разный. Аналогичная перекрученная линия вырезана на головке латунного подсвечника из Эрмитажной коллекции; 4 – на горизонтальной поверхности цилиндрической части крышки (на плечиках) нанесена надпись, прерывающаяся тремя розетками, заключенными в картуши (диаметром – 1,5 см). Каждая из трех розеток заполнена семью кружками, сгруппированными в соцветие. Центральная окружность инкрустирована медью (т.е. имеет желтый цвет), а шесть кружков образуют лепестки белого цвета (покрыты серебром). Такая кружковая композиция отмечена выше, она нанесена на медальоны экз.№3 (коллекция Халили, Лондон). Надпись выполнена на арабском языке почерком насх; 5 – по вертикальному краю тянется полоса сложной и симметричной плетенки. Подобного оформления на других чернильницах нет, на двух из них здесь размещены благожелательные надписи. Зональность орнаментации и его элементы на всех чернильницах одинаковы, разве что они менялись местами или чередовались в различной последовательности.
Внутри крышки нанесены три плетенки с листочками на концах. Тройные плетенки нанесены также на экземпляре из Эрмитажа, а на одной из лондонских чернильниц видны шестилепестковые розетки, выполненные с использованием серебра и меди (ромашки?). О полупальметки разделяющих их шестилепестковых розетках одном из лондонских предметов (экз. № 3), мы говорили выше.
Основной корпус имел диаметр в верхней части – 7,8 см, диаметр плоского днища – 8 см. Пластинтая закраина внутри сосуда (имела по центру отрезное отверстие диаметром – 3,2 см, с фестонами около отверстия) являлась особой орнаментальной зоной. Здесь мы видим полосу надписи, прерванную тремя окружностями с человеческими личинами диаметром 1,1-1,2 см). Брови и прямой нос составляют единое целое (т.е. выполнены Т-образно), выделены глаза линзовидного контура, прямой рот и ромбик над бровями. Надписи и маски фланкированы линейными картушами. Фестоны на закраине служили для фиксации калама, чтобы вставленные в прорезное отверстие чернильницы они не скользили вдоль ее стенок.
Высота цилиндрического тулова сосуда – 5,9 см, он представляет собой сплошное орнаментальное поле. На лицевой поверхности корпуса вырезаны восьмилепестковые ромашки (диаметром – 1,3 см каждая), размещенные в трех горизонтальных рядах. Центр соцветия инкрустирован медью, лепестки обложены серебром (т.е. имели белый цвет). Цветочные медальоны окаймлены плетенкой из ломанных линий. Здесь нет какого-либо центрального фриза, вся композиция выдержана в исламских традициях «ковровых» растительных орнаментов. Симметричность рисунка такая, что, с какой бы стороны мы не посмотрели, перед нами встает композиция из девяти цветочных розеток: одна – в центре, и еще восемь – по сторонам. Поверхность лицевого панно прерывается лишь на месте сердцевидных оснований шарнирных ручек. Именно этот декор на тулове позволяет говорить о сосуде из Лондона (экз.№3) и о Баймакской чернильнице, как об изделиях-близнецах. Но здесь нужно учитывать, что крышки у них разные (конечно, не по форме, а по орнаментации).
Среди предметов иного назначения (т.е. не чернильниц), в качестве еще одной аналогии назовем латунный подсвечник, хранящийся в Эрмитаже (Ив.№ИР-1501). Тулово предмета сильно вогнутое, настолько, что оно приближается к усеченно-конической форме. В основании корпуса выделен цилиндрический «постамент», а вместо навершия-башенки, подсвечник сверху венчает патрон для свечки. Удивительное сходство элементов орнамента (спиральные плетенки, розетки, благожелательные надписи в составе декора, горизонтальная зональность, стиль гравировки, посеребрение, и т.д.) данного подсвечника и находки из Башкортостана не может вызывать сомнений [Там же. С.102). Особое наше внимание привлекает цветочный opнамент на тулове сосуда. Здесь мы видим знакомые восьмилепестковые цветы (ромашки, инкрустированные серебром) с лепестками, сходящимися в круглом центре соцветия. Цветковые медальоны по периметру оконтурены плетенкой. Различия заключаются лишь в количестве горизонтальных рядов цветочных розеток на Баймакской находке их три, а на Эрмитажном экземпляре – четыре. По мнению Д.С.Райса, подсвечники такой формы изготовлялись в Южном Азербайджане; эти взгляды были оспорены А.С.Меликяном-Ширвани, связавшим их происхождение с Малой Азией. Авторы эрмитажного альбома исламского искусства датировали подсвечник концом XIII в. и соотнесли его с продукцией мастерских Малой Азии [ЗИНК, 2000. С.102].
Последнее орнаментальное поле Баймакской чернильницы занимало ее плоское днище. Рисунок здесь состоял из двух элементов – игрального медальона и концентрической ленты на внешней окружности. Крупная центральная розетка диаметром – 2,4 см полностью заполнена гравированной плетенкой из ломаных линий (отделанных серебром). Трехчастная композиция внешней окружности разделяется тремя крупными миндалинами (покрытыми серебром). Отрезки орнамента между миндалинами окантованы линиями, а внутри этого обрамления вырезаны по две розетки с каждого конца «отрезка» и двумя кружками рядом с ними. В розетках изображены стилизованные ветви, скрученные в спираль. Все пространство между розетками заполнено плетенкой (т.н. «узлы счастья»). Отметим, что аналогии центральной розетке на днище Баймакской чернильницы можно найти на Эрмитажном экземпляре (№1 в нашем перечне), но не на днище, а на тулове. На дне шкатулки из лондонской коллекции также нанесена круглая плетенка, инкрустированная медью. Вокруг медальона – три полоски с повторяющимся словом «богатство» [Там же. С.193]. Но для нас наиболее важно то, что на днище чернильницы из Лондона (экз.№3: рис.4, 1) вырезана аналогичная центральная плетенка, состоящая из трех частей.
Тонкая работа персидских ремесленников особенно хорошо заметна на примере обработки фона изделия, обнаруженного в Башкортостане. Вес эти поверхности тщательно обработаны пунсоном. Без лупы рассмотреть здесь спиральные арабески и иные растительные завитки не так-то просто, поскольку гравировка тончайшая и очень мелкая. Оттеняя белизну серебряных цветочных лепестков, эти участки фона залиты черной пастой.
Отметим некоторое несоответствие стилистики орнаментации корпуса и крышки Баймакской чернильницы. К таким же выводам пришли искусствоведы при анализе предмета из лондонского собрания Халили (Там же. С.125). Видимо, крышки и корпуса могли изготавливаться разными мастерами, но продукция их была взаимозаменима. Когда мы говорим об элитарности рассматриваемых чернильниц, под этим, прежде всего, нужно понимать то, что подобные богато декорированные предметы были доступны не всем каллиграфам. Для грамотных, но небогатых людей изготавливались более простые чернильницы – из стекла, керамики и бронзы. Естественная дороговизна сложных в изготовлении и оформлении предметов усугублялась разрухой периода монгольского нашествия. Ситуация в Иране стабилизируется лишь к концу XIII в. вместе с укреплением власти династии Хулагуидов. Тем не менее, персидские мастера старались разнообразить внешний вид своей штучной продукции. Достигалось это, прежде всего, чередованием элементов сложных орнаментов и частичной заменой мотивов украшений поверхностей. Видимо, менять литейные формы цилиндрического корпуса и крышечки было еще труднее. Не исключено, что внешние формы предметов (утилитарных по своему назначению, но изысканных по исполнению) были «фирменным знаком» иранских торевтов.
Обратим внимание на еще одну серию предметов с цилиндрическим корпусом, выполненных в тех же мусульманских канонах. Прежде всего, это латунные (бронзовые) подсвечники с цилиндрическим туловом, а точнее – с двумя такими корпусами, большим и малым (музей Бенаки в Афинах, Эрмитаж, и др.) [ЗИНК, 2000. С.100-102]. При всем сходстве форм цилиндрических корпусов чернильниц и подсвечников нужно учитывать различие их размеров: если у чернильниц диаметр тулова составляет 8-10 см, то у некоторых подсвечников он превышал 40 см. На подсвечниках мы встречаем знакомые нам формы, арабские надписи – как элементы орнамента, зональность, а также плетенки, сложные арабески, спирали, розетки и т.д. Все это говорит о том, что перед нами предметы единых изобразительных традиций, одной художественной школы эпохи развитого средневековья. Пожалуй, подсвечники сделаны даже тоньше чернильниц. Об этом позволяют говорить очень мелкие размеры арабесок и плетенок, а также примеры использования в инкрустации золота.
Еще одна категория произведений иранского прикладного искусства – шкатулки [ЗИНК, 2000. С.192-193] – также привлекается нами в качестве конструктивных аналогий. Они вновь позволяют нам увидеть знакомые формы тулова (зачастую цилиндры имеют выемки по центру корпуса). Цилиндрические крышки обычно со скошенными бортами увенчаны традиционными навершиями-башенками. Сложная стилистика орнаментации близка упомянутым выше изделиям. Конечно же, иное назначение предметов подразумевает наличие новых конструктивных элементов – шаровидных ножек или наверший в виде птичек. Ручки-башенки приобретают вид луковок, подвесные петли заменяются длинными фигурными зажимами и т.д.
Таким образом, уникальные западно-иранские (?) чернильницы начала II тыс. н.э. изготовлялись вместе с другими, похожими на них, предметами (подсвечниками, шкатулками) в одинаковых стилистических традициях единой персидской школы прикладного искусства. Обращаем внимание на присутствие в декоре изображений животных и людей, хотя и значительно стилизованных. Они есть на подсвечниках (человеческие головы), шкатулках (птицевидные навершия) и чернильницах (зодиакальные медальоны, воины и всадники, идущие и бегущие животные – на экз. №1 и №2). Наиболее выдержаны в исламских канонах чернильницы с ромашками (Лондонская и Баймакская), хотя на предмете с территории Башкортостана есть человеческие личины (на закраине). Данная традиция идет от хорасанских вещей XII – начала ХΙΙΙ в. [Там же. С.102]. Такие особенности характерны именно для иранского исламского искусства, и истоки подобных изобразительных традиций уходят в глубокую древность. Мусульманские каноны так и не смогли до конца вытеснить данные языческие пережитки. Очень показателен пример подсвечника из коллекции музея Бенаки (Афины), на котором мастер изобразил человеческие фигуры на геометрическом фоне. Один из владельцев подсвечника надумал подарить его святилищу Пророка в Мекке и для этого пытался удалить человеческие фигуры [Там же. С.100]. Значит, уже в XIV в. правоверные понимали, что изображение живых существ противоречило нормам шариата. Однако стремление к мусульманским отвлеченным орнаментальным стилизациям иранские мастера старались «вписать» в единую эстетическую линию с условно реалистическими изображениями, отмеченными печатью традиционализма. Не случайно специалисты подчеркивают, что в ХII-ХIII вв. запрет изображать живые существа не распространялся на деятельность художников-миниатюристов, керамистов и ткачей [Большаков, 1969. С.151]. В этот круг входили предметы, рассматриваемые нами, и другие виды прикладного искусства. В стиле их оформления торжествует «синтез конкретного и отвлеченного, натуралистического и декоративного» [Еникеева, 1969. С.17]. «Будучи составной частью эстетизированного быта светских феодалов, оно не подчинялось жестким требованиям мусульманских ригористов» [Даркевич, 1975. С.239].
Что касается времени изготовления Баймакской чернильницы, мы можем ее датировать лишь по аналогии. Здесь следует отметить единодушные взгляды искусствоведов на хронологию схожих предметов: шкатулки – конец XII в.; чернильницы – конец XII – начало XIII в. (самая близкая для нас аналогия из собрания Халили – начало XIII в.) [Там же. С.192-193, 123-125]. Но из текста описаний очевидно, что эти датировки основываются исключительно на косвенных данных. В тоже время, если мы обратим внимание на даты подсвечников – начало XIV в. (для подсвечника из собрания Эрмитажа – конец XIII в.), хронологические рамки «раздвигаются», включив в себя еще целое столетие. Но хронология подсвечников основывается не на умозаключениях, на них указаны эпиграфические даты – 717 г.х., 1317-18 гг. и 725 г.х., 1324-25 гг. [Там же. С.100-101]. Соответственно более корректная (и, пожалуй, более компромиссная) дата для рассматриваемых нами чернильниц будет XIII – начало XIV в. Окончательная ясность в данную проблему может быть внесена только после публикации всех известных предметов этого круга, а только подсвечников сейчас известно более пятидесяти штук [Там же. С.102]. Такая «омоложенная» хронология близка нашим представлениям (тоже гипотетическим) о времени попадания Баймакской чернильницы в землю. Мы предполагаем, что это произошло в XIV в. поскольку в Башкирском Зауралье обнаружена серия импортных предметов XIV столетия, но отсутствуют находки ХIII в. Конечно же, нет жесткой взаимосвязи между временем изготовления чернильницы и датой, когда она была разбита и выброшена «за ненадобностью». Назвать металлическую чернильницу хрупкой вещью можно лишь с натяжкой. Такие вещи долго хранились, скажем, у купцов. Вполне возможно допустить, что эта чернильница успешно использовалась своими хозяевами больше столетия, с начала ХΙΙΙ в. И все же пушной торговый путь вдоль Уральского хребта (башкиры называли его по имени эпических персонажей – дорогой Канифы и Кунгыр-буги) наиболее насыщенно функционировал ближе к концу золотоордынской эпохи – в XIV в.
Можно ли считать чернильницу предметом товарного обмена? Безусловно, можно, как всякий изысканный предмет. Но, скорее всего, она использовалась по назначению, для ведения бухгалтерии богатым торговцем. В конце концов, сейчас для нас не так уж важно, как этот редкий предмет (весьма специфического назначения) попал на земли восточного склона Южного Урала – в виде товара или в качестве личной «рабочей» принадлежности купца. Регион Западной Сибири в XIII-XIV вв. являлся важнейшим поставщиком «мягкой рухляди» в страны Востока. Этим он привлекал караванных торговцев, в том числе иранских купцов. Дорогая пушнина пользовалась у них на родине неизменным спросом. У Хулагуидов Ирана была даже особая должность – тамговщика, близкого престолу ильхана и ведающего специальным хранилищем мехов [Рашид-ад-дии. 1952. С.96].
Дополнительным подтверждением присутствия иранского купечества в пределах Южного Урала могут служить вещи персидских мастеров в кочевнических курганах. Например, в погребении 4 кургана №6 и погребении 5 кургана №7 Шумаевской II курганной группы оренбургскими археологами расчищены впускные захоронения золотоордынской эпохи, содержащие бронзовый ковш и серебряную чашу иранского производства [Моргунова и др., 2003. С.90-93, 107-117. Рис.59, 74; Матюшко, 2006. Рис.2-3]. Ковш из Оренбуржья очень близок (по форме, но не по стилю оформления) медному ковшу XIV в., происходящему с территории городища Великие Болгары в Татарстане (хранится в фондах ГИМ) [Даркевич, 1975. С.242. Рис.5, 1-4; См. также: Даркевич, 1976. Табл.36, 8]. Дата попадания сосудов в землю очень хорошо определяется хронологией всего погребального комплекса указанных захоронений – XI-XIV вв. [Матюшко, 2006].
Еще одним косвенным свидетельством того, что сами иранские купцы приезжали за товарами в Волго-Уральский регион, может служить множество находок вещей иранского производства в пределах Волжской Булгарии. Среди них выделяется серия предметов торевтики – чаши, блюда, светильники фигурные бронзовые котелки, ковши, ступки (ОАК. 1890 г., С.115; Даркевич. 1975. Рис.1-5; Руденко, 2000. С.78-82. Рис.25-29), а также золотые динары султанов Индии [Смолин, 1925. С.20-28]. Со временем, мастера Волжско-Булгарского улуса Золотой Орды сами приступили к производству вещей по иранским образцам (бронзовые ступки, зеркала с ал-Бораками, сенмурвами,с изображениями гона животных и т.д.) (Руденко, 2000. С.80; Он же. 2001. С.90. Рис.50, 1-2]. Совершенно справедливое замечание по этому поводу высказал П.И.Рычков: «Болгарские народы... ни в чем сколько, как в купечестве упражнялись, а подлый (т.е. простой. – Авт.) народ к разным промыслам и рукоделиям прилежал» [Рычков. 1949. С.100].
Из всей массы археологических находок изделий персидского производства на Средней Волге обратим внимание на два предмета – чернильницу и подсвечник. Бронзовая чернильница, инкрустированная серебром, найдена в конце XIX в. в с.Кульбаева Мураса Чистопольского уезда Казанской губернии. Хранится в Эрмитаже (Инв. №VC-106). В Отчете археологической комиссии предмет назван «медным подсвечником среднеазиатской работы» [OAK. 1899 г. С.119. Рис.227]. Впоследствии чернильница проанализирована в работах одного из ведущих отечественных искусствоведов – В.П.Даркевича, который уточнил ее атрибутику и датировку.
Крышка утрачена, сохранился только цилиндрический корпус чернильницы, высотой 6 см, диаметром внизу – 8 см, диаметром вверху – 7,5 см. На тулове приклепаны три сердцевидных ушка для навесных ручек (полностью аналогичных баймакскому экземпляру). Гравированный и покрытый серебром декор корпуса состоит из трех частей. Крайние ряды композиции украшены большими спирально скрученными стеблями и пальметками, обрамляющими арабскую надпись подчерком насх, с благопожеланиями славы, успеха, могущества и т.д. Далее В.П.Даркевич описал орнамент так: «В образованных плетенкой медальонах среднего пояска розетки из семи маленьких кружков – «марка» хорасанских медников (со ссылкой на: Dimand M.S. Нandbook of Muhammadan Art. New York, 1947. P.141 (...Снаружи на дне и в верхней части чернильницы выгравированы волнистые стебли с пальметками» [Даркевич, 1975. С.235-237]. Автор публикации датировал предмет концом XII в. – первой половиной ХΙΙΙ в. и отнес его к изделиям мастеров Восточного Ирана (Герата?).
В плане формы предмета, конфигурации ручек на корпусе (сохранились лишь сердцевидные основания) перед нами еще одна чернильница, идентичная четырем вышеописанным. Но она выделяется своим своеобразным декором. Хотя и здесь мы видим знакомые нам моменты – розетки, плетенки, пальметки и т.д. Выделяются традиционные шестилепестковые посеребренные цветки (из семи кружков), названные автором публикации фирменным знаком мастеров Хорасана [Даркевич, 1976. С.49].
Отметим также находку бронзового подсвечника на территории Татарстана, в пределах размещения армянской колонии на городище Великие Болгары. Обнаружили предмет при рытье ямы возле остатков армянской церкви («Греческой Палаты»). Подсвечник издан Н.Ф.Высоцким (1908. Табл.Х), а затем В.П.Даркевичем (1975. С.237-238). На корпусе предмета выделено несколько, горизонтальных орнаментальных зон, центр занимают круглые медальоны, растительные орнаменты перемежаются с традиционными плетенками, как всегда использовалась гравировка и инкрустация серебром. В.П.Даркевич датировал предмет первой половиной XIV в. и предположительно считал, что он изготовлен в северо-западном Иране [Даркевич, 1975 С.237].
Видимо, в период существования Улуса Джучи продукция иранской торевтики ввозилась в Волго-Уральский регион в значительном количестве и в разнообразном ассортименте. Но, к большому сожалению, до нас дошли лишь единицы таких изделий. Ну что же, это только добавляет им уникальности.
Завершая статью, отметим, что в целом находки чернильниц в Южно-Уральском регионе очень редки. Даже самые простые в изготовлении и оформлении предметы в археологических коллекциях исчисляются единицами, к тому же происходят они большей частью из случайных находок. В начале XXI столетия на территории Брик-Алгинского местонахождения в Белебеевском районе РБ обнаружена бронзовая чернильница в форме граненого цилиндра [Гарустович, и др. 2004. С.254. Рис.4, 5] со следами высохшего красителя внутри. Крышка не сохранилась. Высота восьмигранного корпуса – 4,4 см, ширина – 3,5 см. Внутри тулова сделана пластинчатая закраина с прорезным отверстием в центре (диаметром – 1,4 см), мешавшая пролиться чернилам. Гладкие поверхности бронзовой чернильницы не имели орнамента, но очень тщательно отполированы. По монетам дата местонахождения определяется очень точно – 70-е гг. XIV в. Мы считаем вещи с территории данного памятника остатками разграбленного купеческого каравана.
Еще одна небольшая литая бронзовая чернильница найдена на территории Илишевского района РБ (хранится в районном краеведческом музее). Корпус реповидный, уплощен с обоих боков. Венец отогнут наружу, горлышко значительно заужено, на тулове выделено овальное рельефное изображение всадника на коне, с копьем в руках – что-то напоминающее Георгия Победоносца (?). Очень близкий по форме предмет хранится в краеведческом музее Сибая (ОФ 1387), происходящий из пределов Баймакского района РБ. Изготовлена чернильница с использованием литья, чеканки и гравировки. Бронзовый корпус неправильной овальной формы размером 5×4,5 см уплощен с боков. Максимальная ширина тулова – 2,7 см, диаметр горлышка – 1,5-1,6 см (самый верх венчика обломан). На лицевых сторонах чернильницы нанесены одинаковые стилизованные изображения животных. Основу композиции составляет борьба вздыбленного коня с кошачьим хищником (львом?). Фон полностью заполнен циркульными кружками, стилизованными растительными узорами, завитками и т.д. Арочное изобразительное панно оконтурено лентой, заполненной «копскими глазками» и гладкой полосой. Плечики сосуда декорированы линиями точек в форме буквы «Ф». Когда-то у чернильницы была боковая ручка, сейчас она сломана. Ничего определенного о времени изготовления предмета мы не можем сказать. В археологических коллекция известна также серия маленьких стеклянных чернильниц неизвестного времени.
Список литературы:
1. Большаков О.Г. Ислам и изобразительное искусство // Труды ГИМ. – Вып.X. – Л, 1969.
2. Высоцкий Н.Ф. Несколько слов о древностях Волжской Болгарии // ИОАИЭ. – Т.XXIV. – Вып.4. – Казань, 1908.
3. Нефедова Т. Чернильница времен Чингисхана // Вечерняя Уфа. – 2001. – 12 мая.
4. Гарустович Г.Н., Сунгатов Ф.А., Яминов А.Ф. Брик-Алгинские древности XIV века на западе Башкортостана // УАВ. – Вып.5. – Уфа, 2004.
5. Даркевич В.П. Медные и бронзовые изделия из Волжской Болгарии (XIII-XIV века) // СА. – 1975. – №2.
6. Даркевич В.П. Художественный металл Востока. – М., 1976.
7. Еникеева Т.Х. К вопросу о влиянии ислама на изобразительное искусство средневекового Ирана // Сообщения Государственного музея искусства народов Востока. – Вып.II. – М., 1969.
8. ЗИНК: Земное искусство - небесная красота // Искусство ислама. – СПб., 2000.
9. Матюшко И.В. К вопросу о погребальном об ряде кочевников золотоордынского времени на Южном Урале // Город и степь в контактной евро-азиатской зоне: Тезисы докладов III Международной научной конференции, посвященной 75-летию со дня рождения Г.А.Федорова Давыдова (1931-2000). – М., 2006.
10. Моргунова Н.Л., Гольева А. А., Краева Л. А. и др. Шумаевские курганы. – Оренбург, 2003.
11. OAK: Отчет археологической комиссии за 1890 год. – СПб., 1893.
12. OAK: Отчет археологической комиссии за 1899 год. – СПб., 1902.
13. Рашид-ад-дин. Сборник летописей. – Т.1. – Кн.1. – М.; Л, 1952.
14. Rice D.S. Studies in Islamic Metal Work // BSOAS. Vol. XV. 1953.
15. Руденко К.А. Металлическая посуда Поволжья и Прикамья в VIII-XIV вв. – Казань, 2000.
16. Руденко К.А. Материальная культура будгарских селищ низовий Камы XI-XIV вв. – Казань, 2001.
17. Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии// Оренбургские степи в трудах П.И. Рычкова, Э.А. Эверсмана, С.С. Неуструева. – М., 1949.
18. Смолин В. Клад восточных золотых предметов из болгарского города Джуке-тау // ВНОТ. – №3. – Май-июнь. – Казань, 1925.