Крестьянство Башкирского Зауралья в годы Великой Отечественной войны


Источник: Н.В.Ахмадиева. Крестьянство Зауралья в годы Великой Отечественной войны // Краеведческие записки Сибайского музея. Вып.2: Сборник статей. Сибай: Сибайская городская типография – филиал ГУП РБ Издательский дом «Республика Башкортостан», 2015. 114 с. С.4-8.

Примечание: Печатается на историко-краеведческом портале Ургаза.ру с разрешения автора статьи.


Необходимость пересмотра прежних подходов в исследовании социально-культурного развития колхозного крестьянства, предполагает изучение его повседневной жизни, условий труда и быта, материальной базы личного хозяйства, культурной и мировоззренческой среды. Воссоздать повседневную картину сельской жизни колхозников Башкирского Зауралья помогут воспоминания тружеников села военной поры, собранные автором статьи в ходе опроса населения Зианчуринского района БАССР. Весьма ценными здесь являются воспоминания жителей деревни 1928-1936 г.р., чье детство, начало трудовой деятельности пришлось на годы войны. Они дают интереснейшей материал к изучению истории жизни крестьянства.

Как видно из результатов опроса населения Зианчуринского района, с первых дней войны крестьянство республики испытало сильнейший социально-психологический стресс, поскольку в условиях информационной изолированности, многие не имели отчетливого представления о событиях, происходящих вне их колхозного быта. До самого начала военных действий личность Гитлера была некоторым колхозникам не известна, о факте готовящейся войны СССР с Германией они также не слышали [2]. В частности, это касалось отдаленных от городских поселений юго-восточных районов БАССР.

Война подорвала материальную базу крестьянского хозяйства. Крайнее ослабление колхозной экономики при одновременном росте налогообложения личных подворий привело к резкому сокращению фондов потребления крестьянства. Поступления от колхозов имели минимальное значение в бюджете крестьянской семьи. Основным поставщиком сельхозпродукции для собственного потребления было личное подсобное хозяйство колхозников, но и оно не обеспечивало необходимый минимум продуктов. В воспоминаниях опрошенных колхозников хорошо запечатлелись события, связанные с трудовой и бытовой повседневностью: «Мать принимала участие во всех видах колхозных работ: посевной, сенокосе, жатве. Носили зерно на ток, молотили всю зиму и потом сдавали. Вечером уходили сдавать зерно, возвращались только утром, затем снова уходили. За детьми никто не присматривал. Уже в 1 классе я доила корову. Бывало в холода, заводила ее домой и доила там. Молока было мало, делали катык, им и питались. Не получали ни грамма зерна. До 1956 г. по настоящему не знали вкуса хлеба. Работали бесплатно, хотя за день мать вырабатывала до 3-х трудодней… Как-то в поисках съедобной травы я дошла до поля, где работал один из трактористов. Он сидел и хлебал жидкую овсяную похлебку. Не было ни хлеба, ни картошки. Сметана, масло нам не перепадали. Сдавали по 9-10 килограммов масла каждый год. Под полом держали кур. Для них рвали траву, собирали семена трав. Каждый год сдавали по 100 яиц. Вне зависимости, есть ли домашний скот – сдавали 1 овцу, 2 овечьи шкуры.

В нашем доме собирались женщины и вязали носки из овечьей и козьей шерсти. Шерсть мыли и пряли в свете масляного светильника. Иногда, видимо, что-то вскипало внутри, и они начинали петь и плясать. Ходили в лес, готовили дровяные чурки. Сушили их в печке (ими затапливались газогенераторные тракторы – прим. автора). Держали одну корову. Основной пищей была картошка. Сажали картофель, помидоры. Огород был большой. Мама двоим моим братишкам – одному 2 года, второму 5 лет говорила: «Вскопайте этот кусок земли …» и уходила на работу. Земля у нас была мягкая, хорошая, унавоженная. Бывало, в один год перекапывали огород, а на другой сажали так.

Учеников 1-4 классов водили на прополку зерновых. Руки от такой работы становились черными, исколотыми, израненными. Учеба не больно-то досталась. После второго класса не было обуви, поэтому отучилась в сентябре-октябре, а дальше – не смогла. В 3-м классе снова нечего надеть. Надевала мамино пальто, подпоясывалась полотенцем, так и ходила. Школа не отапливалась, было очень холодно, не раздевались, чернил, перьевых ручек, тетрадей не было. Писали гусиными перьями и чернилами из сажи» [3].

Очень тяжелым было и положение колхозников на лесозаготовках: « У меня были валенки, из-за них меня посылали на лесозаготовки. Если убегали, милиционеры ловили и отправляли обратно. Бывало, кого придавит деревом. Сосед меня спас, а сам погиб. На ноги для тепла надевали рукава от старой фуфайки. Одежда быстро становилась мокрой. На лесозаготовках пока не выполнишь план – домой не отпускали. Колхоз забивал корову, это мясо мы ели. Думали, доедим и вернемся домой – не пускали. В бараке по 40 человек. Длинные нары. Печки нет. Бани нет. У открытого огня на руках сушили мокрые вещи, клали их под себя, так и спали.

В день, когда пришла победа, я возвращалась с гор, где собирала дикий лук. Вдруг из горла потекла черная желчь. Еще мы собирали на дороге просыпавшиеся зерна пшеницы…» [4].

Крестьянские налоги были очень обременительными. В Зианчуринском районе каждый колхозный двор был обязан сдать государству около 9-10 кг масла, 100 яиц, примерно 50 кг мяса в год. Для сдачи мяса обычно несколько семей объединялись и выкупали одну корову или теленка. Также население обязывали сдавать сушеный картофель для нужд фронта, в свободное от работы время колхозниц заставляли вязать шерстяные носки, варежки, перчатки для солдат, заготавливать дрова для хозяйственных нужд артели [2].

Воспоминания очевидцев подтверждаются официальными данными. В республике ухудшение натуральной оплаты труда в колхозах превосходило общие по показатели по стране. К 1942 г. натуральная оплата трудодня в РСФСР, в Белоруссии и на Украине уменьшилась по сравнению с предвоенным годом в 2-3 раза [1, С.390]. В БАССР же средняя оплата трудодня зерновыми уменьшилась в 6,6 раза. В 1942-1944 гг. на один трудодень колхозники республики получили в среднем по 300-400 г зерна, по РСФСР было выдано по 600-700 г зерна [7, С.91].

Доходы в колхозах ряда зауральских и приуральских районов республики в 1942 г. составляли в среднем от 100 до 600 г зерновых на один трудодень. В Бурзянском районе выдача зерна не производилась совсем. Размеры приусадебных посевов картофеля, овощей и конопли в 1943 г. варьировались от 4 до 34 соток, в зависимости от района. Продукты, получаемые колхозниками со своих приусадебных участков и от личного скота, не обеспечивали самых минимальных потребностей семей. Посевы индивидуальных огородов в этих районах были развиты очень слабо. Если в годы войны в целом по республике наблюдалось увеличение размеров посевных площадей в личных хозяйствах колхозников, то в ряде районов (Баймакский, Бурзянский, Матраевский) они не превышали 4-6 соток. Многие колхозники приуральской и зауральской группы районов не имели коров. Количество бескоровных колхозных дворов составляло по этим районам 29%, а по отдельным районам доходило до 50%. [9, Л.5-6, 14].

Изъятие в ходе заготовительных кампаний государством зерна, мясомолочных продуктов, яиц и картофеля из колхозно-крестьянского сектора провоцировало хроническое массовое недоедание, опухание, вызванное дефицитом белка в организме, дистрофию, заболевания лейкопенией от перезимовавшего под снегом токсичного зерна и, в конечном счете, смерть от голода среди крестьянства. При этом обескураживает и очень трогает морально-психологический настрой колхозной деревни: чувство смирения, покорности сложившимся обстоятельствам словно не оставляли место негативным, протестным настроениям, о которых часто рассуждают западные историки. «От отравленного зерна умирали. Сначала мы не знали. У моей мамы почернели ногти, потрескались губы, она умерла от кровотечения... Хороша была гнилая картошка. Мы выкапывали ее у русских соседей. Наверное, сам аллах нам тогда помог. Башкиры сильно мучились…» [2]. «Жили одной надеждой. Ждали, когда ступим на весеннюю землю. Тогда перебивались разными травами. Основной нашей пищей были дикий лук, каша из луковиц саранки и другие травы. Хлебали похлебку из овса и бежали на работу в колхоз. А в колхозе к середине зимы ничего уже не оставалось, все сдавали государству… Когда работала на ферме, давали по 2-4 литра обезжиренного молока, из него делали катык» [5]. Для многих колхозников настоящим спасением были гнилая перезимовавшая картошка и дикие травы, на этом пайке они выполняли трудовые нормы и не думали протестовать против режима, желая лишь скорейшей победы.

Неурожай 1943 г. вызвал сильнейший голод в юго-восточных и северо-восточных районах республики. На почве систематического недоедания в 14 районах БАССР имелись факты опухания людей и увеличения смертности от голода среди семей фронтовиков, эвакуированных и колхозников. В Матраевском районе в результате систематического недоедания опухли 672 человека, 18 человек умерло. В Мелеузовском районе было установлено до 300 семей фронтовиков, в которых дети опухли на почве недоедания. В 32 колхозах Хайбуллинского района были также отмечены случаи опухания и смертности. Из-за отсутствия продуктов питания колхозники резали последний скот, были вынуждены употреблять в пищу мясо павшего скота, кошек и т.п. Тяжелое продовольственное положение наблюдалось в Белокатайском, Салаватском, Мечетлинском, Дуванском, Покровском, Бураевском и др. районах республики [8, С.117-118].

Другим страшным явлением, унесшим жизни тысяч людей в годы войны, был рост числа заболеваний и смертности от некротической и септической ангины (лейкопении) в сельских районах, вызванный употреблением в пищу перезимовавшего и проросшего зерна. Сельское население Башкирии было частично проинформировано о последствиях употребления в пищу отравленного зерна, однако заболевания лейкопенией из-за нехватки продовольствия в деревнях продолжали расти. Не спасало и то, что государство пыталось оказывать посильную помощь зерном и продуктами питания. В 1944 г. в республике наблюдалась новая вспышка этого заболевания, септическая ангина получила распространение в 58 из 62 сельских районов республики. [6, С.86]. В июне 24 747 человек заболели септической ангиной, из них 8889 умерло, общее количество лейкопеников насчитывало 43936 человек [10, Л.5]. Масштабы этого заболевания в республике были значительнее, чем в ряде областей страны.

В годы войны в повседневной жизни крестьянства появились новые черты – в колхозном производстве принимали участие даже маленькие дети, а подростки часто выполняли взрослую нагрузку. В свободное от работы время женщины вязали теплые вещи, сушили картофель для фронта, заготавливали дрова для хозяйственных нужд. Чувствовался острейший дефицит времени для восстановления сил, особенно в периоды посевных и уборочных кампаний. Сильно страдала сфера медицинского обслуживания села, что приводило к росту эпидемических и других заболеваний.

Реалии жизни колхозного крестьянства Башкирии в годы Великой Отечественной войны нашли своеобразное отражение в фольклорных произведениях и текстах устной истории. Представим несколько образцов фольклора военных лет, записанных нами в ходе опроса башкирского населения Зианчуринского района РБ. Некоторые из этих произведений (частушек, песен, куплетов) авторские – созданы самими информантами, что повышает их ценностную значимость, поскольку они позволяют дополнить достоверными чертами колхозную повседневность. Фольклорные источники показывают, что, несмотря на жуткий товарный голод военных лет, когда многие жители села были вынуждены ходить в обносках, домотканых одеждах из конопляного сукна, лаптях и т.п., колхозники находили силы с юмором относится к своей житейской неустроенности [4]:


         Өҫтөндәге жилеткаһын                                              Жилеточка, жилеточка,
         Матур, тейеп маҡтана.                                               Жилеточка хороша.
         Ул да үҙенеке түгел,                                                   Да не своя, немецкая,
         Немецтыҡын талаған.                                                Отобрана у врага.


Помощь районам, находившимся в зоне оккупации, ложилась тяжелым грузом на плечи колхозников, но чувство искренней товарищеской солидарности и взаимопомощи, сопричастности общегражданскому долгу ощущается в следующих строках:


         Шалондары, шалондары                                           Эшелоны, эшелоны
         Китә Ленинградҡа.                                                     Едут-едут в Ленинград.
         Улары ла ярҙам итә                                                    Помощь там от нас получит
         Пролетариатҡа.                                                           Пролетариат.


В целом же, бремя колхозной жизни в обыденном сознании крестьянства виделось им настолько неподъемным, что «даже коню не вытянуть»:


         Машиналарға ултырып,                                              Мир объехала я,
         Әйләндем донъяларҙы.                                               Сидя на машине,
         Атҡа һалһаң, ат тарта алмай,                                     Столько лиха видели –
         Беҙ күргән нужаларҙы.                                               Лошади не по силе.


Отношение к колхозному начальству, бригадирам и другим управленцам, отсиживающимся в конторах и бессовестно пользующимся своими привилегиями, у рядовых крестьян было далеко неоднозначное, что нашло юмористическое преломление в частушках девушки-колхозницы сельхозартели «Юлдаш» Зианчуринского района Ф.К. Ишемгуловой [5]:


         Ҡәйүм ҡарттың ҡунысында                                       У Каюма – старика
         Сүмес хәтле ҙур ҡалаҡ.                                               За голенищем ложка.
         Башҡаларға иғтибар итмәй,                                       Лижет пенки черпаком,
         Ултыра күперек ялап.                                                 А другим – ни крошки.


Безграмотному, некомпетентному ветеринарному врачу, выносящему диагноз любой павшей на колхозной ферме скотине – «патологоанатомическая смерть», были посвящены ее следующие строки:


         Ҡәйүм ҡарттың кейгәне                                             У Каюма – старика
         Ҡара яғалы ала тун.                                                    Шуба с черным воротом.
         Уның бөтә белгәне                                                      У него один диагноз –
         Патологоанатом.                                                         «Патологоанатом».


Анекдоты, поэтические тексты, песни и частушки помогают раскрыть общую картину суровых крестьянских будней. Развал колхозного производства, хозяйственная разруха военных лет также воспринимались колхозниками со своеобразным «черным юмором»:


         Бригаданың арыҡ атын                                               У бригадной тощей клячи
         Ҡорсаңғы, тип таптылар.                                            Мы чесоточку нашли.
         Газкамераға яптылар ҙа,                                              В газкамеру ее закрыли,
        Аҫтына ут яҡтылар.                                                      Да снизу подожгли.


Много песен посвящалось непосредственно Сталину, чья личность являлась как предметом острой гражданской сатиры, так и безмерного почитания. На наш взгляд, в представленных строках улавливается едва заметная ирония:


        Ҡайын япраҡтары шаулай, гөрләй                              Как не выйдешь в лес, слыхать,
        Урмандарға сығып тыңлаһаң.                                      Шуршит листва берез, шумит дубрава.
        Улар ҙа шул миңә ҡушылып йырлай                          Они поют со мною хором
        Сталинға һөйөү, Сталинға дан!                                   Сталину – почет, Сталину – слава.


По словам информантки Ф.К. Ишемгуловой, она помогала односельчанкам писать письма на фронт. В письмах колхозниц мужьям-фронтовикам порой звучали игривые нотки:


        Одеял ябынаһыңмы,                                                    Одеялом укрываешься ли,
        Юрған ябынаһыңмы?                                                  Пуховиком укрываешься?
        Төндә төштәреңдә күреп,                                            Во сне меня увидав,
        Мине һағынаһыңмы?                                                   По мне не скучаешь ли?


На что получали они суровый и короткий ответ с фронта:


        Одеял да юҡ бында,                                                    Нет здесь пуховиков,
        Юрғаны ла юҡ бында.                                                Нет одеял.
        Снарядтар шартлап тора,                                           Рвутся здесь снаряды,
        Һинең ҡайғың юҡ бында.                                           Не о тебе печаль.


Можно отметить, что фольклор зианчуринских башкир отражал многие стороны крестьянской повседневности, свидетельствуя о высоком патриотическом настрое людей, их вере в победу, неприятии произвола и некомпетентности местного начальства и т.д.

Развитие духовной культуры крестьянства продолжалось в экстремальных условиях военных лет, в тяжелейшей морально-психологической, экономической обстановке. Его не могли остановить ни сокращение сферы профессионального культурного обслуживания села, ни тяжелейшие материальные и бытовые условия жизни населения. Образовавшийся из-за ухудшения деятельности клубов, изб-читален, библиотек культурный вакуум, быстро заполнялся объектами традиционной народной культуры – богатейшим фольклором, народной музыкой, танцами, которые не затихали в деревне даже в самые тяжелые дни испытаний.

Колхозники выживали благодаря старанию, терпению и огромному желанию жить. Морально-психологическое состояние селян было тяжелым, но они сумели подняться выше личных обид и претензий. Они помнили о своем гражданском долге перед страной, смиренно трудились на колхозном производстве. Крестьянство республики обеспечивало сельскохозяйственной продукцией фронт и городское население тыла и внесло огромный вклад в одержанную победу.

Крестьянство республики заплатило большую цену за победу. Современному обществу пора вернуть ему неоплаченный долг – сделать все возможное, чтобы башкирская деревня жила и процветала.


Литература и источники

1. Анисков В.Т. Крестьянство против фашизма. 1941-1945. История и психология подвига. М.: Памятники исторической мысли, 2003. 502 с.

2. Архив автора. Воспоминания Н.С. Ниязгуловой, 1936 г.р., С.Р. Акназаровой, 1923 г.р., д.Утягулово Зианчуринского района РБ; Ш.Г. Нигматуллиной, 1928 г.р., д.Сагитово Зианчуринского района РБ; М.Г. Галевой, 1930 г.р., Х.С. Бикъянова, 1930 г.р. д.Байдавлетово Зианчуринского района РБ и др.

3. Архив автора. Воспоминания Н.С. Ниязгуловой, 1936 г.р., д.Утягулово Зианчуринского района РБ.

4. Архив автора. Воспоминания Н.С. Файрушиной, 1931 г.р., д.Идяшево Зианчуринского района РБ.

5. Архив автора. Воспоминания Ф.К. Ишегуловой 1929 г.р., д.Юлдашево Зианчуринского района РБ.

6. История развития здравоохранения и медицинской науки в Башкирской АССР (1917-1980 гг.) Уфа: Башкнигоиздат, 1981. 403 с.

7. Мотревич В.П. Сельское хозяйство Урала в показателях статистики (1941-1945 гг.). Екатеринбург: Наука, Урал. отд-е, 1993. 307 с.

8. Хрестоматия по истории Башкортостана ХХ века. Уфа: РИО РУМНЦ МО РБ, 2005. 212 с.

9. Центральный архив общественных объединений Республики Башкортостан (далее ЦАОО РБ.). Ф.122. Оп.23. Д.6.

10. ЦАОО РБ. Ф.122. Оп.24. Д.517.